Спонтаннодраббл про Меулин и Курлоза, хуманстак, невычитано, названия нет и очень странный флафф, вы были предупреждены.

читать

У Меулин нежно-зеленое платье. Там - ленточка, тут - оборочка, колени утопают в белых кружевах, туфельки сладкие, карамельные, конфетно-красные, в волосах пестрые заколочки. Меулин стучит каблучками по мостовой и любуется яркими витринами. Пряничные домики и карамельные корабли, леди из шоколада и облачные замки из сахарной ваты. Меулин любит сладкое, яркое, милое, любит витрины кондитерских и сладкие запахи - ваниль, шоколад, корица и карамель, дразнящие пралине и имбирь.
- Эй, - кричит ей кто-то с другой стороны улицы и машет рукой.
Он кричит, но Меулин не слышит. Бусинки на платье шуршат - тихо, громко, глухо, шумно, Меулин только прикрывает ушки и качает парню на другой стороне улицы головой. Он что-то ещё кричит, губы шевелятся, руки очерчивают замысловатые линии. Меулин - облачко кружев и сладких запахов - возвращается к разглядыванию празднично украшенных витрин.
Шоколадные цыплята еле покрыты перьями глазури, курица-наседка из подкрашенного марципана смотрит изюмным глазом. Меулин морщится и чихает. Меленько, дробно чихает и смотрит на возникшую перед самыми глазами гвоздику на тонком стебельке. Лепестки белые, как оборки её пышных нижних юбок.
Она приподнимает брови и оборачивается, отодвигая цветок рукой.
У стоящего перед ней мима длинные ноги, почти ходули, подпорки под худым туловищем с ломкими руками и покрытое краской лицо, обрамленное стогом волос. Он, должно быть, хотел нарисовать сахарный череп, но сахарный не получился, получился черный. Не шоколад, думает Меулин, кофе. Крепкий и несладкий кофе. От него пахнет чем-то сырым и металлически вязким одновременно, он почти не подходит этому месту, неуместен и необходим одновременно.
Мим склоняется перед ней в полупоклоне, его руки пляшут в воздухе и рассказывают сказку о лебедях, котах и водных тварях, о замках из облаков, о паучихах и кентаврах, о летающих быках и строгих судьях, о жадных принцессах, о том, что ночь на дворе и не согласится ли милая леди выпить с ним чашку кофе в этой близлежащей кондитерской, возьмите это пирожное, леди, оно яркое и сахарное, как вы, давайте я вас провожу, леди, не забудьте гвоздику, леди, увидимся завтра утром.
Завтра утром превращается в день, в неделю, Меулин не успевает запомнить, как она оказалась в его мрачной квартире и со страхом думает, что так и не узнала его имя.
- Курлоз, - пляшут в воздухе его руки. - Не бойся, милая леди Меулин.
Меулин сложно назвать леди, но ей уже все равно. Пышные юбки обживают его мрачные шкафы, заколки и бусы яркими пятнами рассыпаются по полу. Между ней и Курлозом всегда тишина, тишина взглядов и ловких рук, и грохот цирка и маскарада.
Меулин стоит перед зеркалом и поправляет юбку - длинную и мягкую, черную с алым. Они идут на карнавал - темный карнавал, нужна шляпка с вуалью и только в волосах белая гвоздика.
К концу вечера ладони Меулин будут в тонких, не дающих тепла перчатках из крови жертв.
Разве может быть для такого платья аксессуар удачней?

@темы: Homestuck, заметки графомана

---

Есть возле нашего универа одна кафешка. Цены... Ну как везде, ничего сверх, но вкусно и вполне уютно.
И тортики у них - тарелочку оближешь. Сент-Оноре вообще божественный.
Я у них выкладку на фб делала, когда интернета не было.
Отличное заведение. Уютнейшее.
И Сент-Оноре. Да.

@темы: материальный мир

---

Два вывода ноября:
Генетика зло и я ее понимаю с огромным трудом.
Чай с паприкой, мускатом, кардамоном и кусочком перца чили - это вкусно. На паприку (настоящую венгерскую) я вообще подсела. Больше паприки богу паприки!

@темы: жизнь, как она есть

---

Отец по телевизору смотрит "Орден Феникса"
По-моему, лучшее что случалось с этим фильмом - это Луна. Какая же няша.

@темы: недооформившиеся мысли

---

Две новости.
Новость первая - я наконец дочитал Хоумстак, это заняло почти четыре месяца и погрузило меня на очередное фандомное дно Х) Впрочем, это хорошее, клевое и несквикающее.
Нет, сириозли, шикарная вещь.

Новость вторая: ВЫ ВИДЕЛИ НОВУЮ СЕРИЮ УЖЕ?
Оно, конечно, было средненько по сравнению с предыдущей, но неплохо. Но средненько.
(мне показалось или на их школе правда было написано Эгберт?)
Насколько предыдущая была крипи, настолько эта была... была, в общем-то.
Трон Билла напомнил про Поттериану (помните фонтан "Магия - Сила"?)
Мейбллэнд жутковатый, вот настолко миленький, что жутковатый.
Так-то.

@темы: Homestuck, Gravity Falls

---

Увидела в ленте, не могу не потащить к себе)

фэндомный флешмоб ~
суть: берешь свой ник и отвечаешь на вопросы. Если ник на русском, то переводишь.)


A - твой ОТП на данный момент.
B - пейринг, который ты изначально не воспринимал, но что-то (или кто-то) заставило передумать.
C - пейринг, который тебе никогда не нравился, и скорее всего уже не понравится никогда.
D - пейринг, который ты бы искренне хотел шипперить, но вот просто тупо не можешь и все тут.
E - приносил ли в свой фандом когда-нибудь нечто ржачное/тупое/крэковое - мем, одним словом? если да, то какой.
F - максимум, сколько ты был частью фандома по времени.
G - помнишь свое первое ОТП? что это был за пейринг?
H - тебе больше доставляют персонажи из аниме/комиксов или их же версии в фильмах/играх?
I - бывало такое, что из-за дайров тебе переставал нравиться какой-либо фандом? какой?
J - назови фандом, который тебя совершенно не интересовал, пока им не начали спамить по всем дайрам.
K - как ты относишься к людям в своем фандоме?
L - твой самый любимый артер/райтер дарит тебе право на одну заявку. что закажешь?
M - покажи любимый фанарт или назови любимого артера.
N - назови любимый фанфик или любимого райтера.
O - поставь проигрыватель на рандом и скажи, с каким ОТП у тебя ассоциируется первая выпавшая песня.
P - придумай рандомную АУшку для любого фандома.
Q - шип, который ты забросил, и почему.
R - редкий пейринг, который, как тебе кажется, шипперишь только ты.
S - заделись любым своим хэдканоном.
T - назови любимые гетные пейринги.
U - назови любимые фэм- и слэшные пейринги.
V - признайся - ты один из тех фанов, которые не могут спокойно смотреть что-нибудь, никого не шипперя при этом?
W - пять любимых персонажей из пяти любимых фандомов.
X - три ОТП из трех любимых фандомов.
Y - фандом, в котором ты никого не шипперишь.
Z - пофангерли мальца, что ли. на любую тему. давай-давай.

Loren Hansen

L - твой самый любимый артер/райтер дарит тебе право на одну заявку. что закажешь?
Ммм.. Хороший вопрос, а по какому фандому хоть? Х)
Наверное, либо что-то большое и вкусное по ОТПшечке, либо БОЛЬШЕ КРОССОВЕРОВ БОГУ КРОССОВЕРОВ
кхм.

O - поставь проигрыватель на рандом и скажи, с каким ОТП у тебя ассоциируется первая выпавшая песня.

Cкачать Florence + The Machine Third Eye бесплатно на pleer.com
Роуз/Канайя, пожалуй)


R - редкий пейринг, который, как тебе кажется, шипперишь только ты.
Винсент/Оз, однозначно. Оченно мой кактус.

E - приносил ли в свой фандом когда-нибудь нечто ржачное/тупое/крэковое - мем, одним словом? если да, то какой.
Ммм, нет. Именно в фандом - не было. Были локальные фандомные шуточки только для друзей: ну там "виноград" и "Канкри и со щупальцем во рту пиздит". А именно общего фандомного мема - нет, никогда.

N - назови любимый фанфик или любимого райтера.
*прикинулась шлангом из ветоши*
Чукча не читатель, чукча писатель Х) Ладно, пусть будет "Король звезды" по поттериане. Восхитительная по силе и печали вещь

H - тебе больше доставляют персонажи из аниме/комиксов или их же версии в фильмах/играх?
Вообще не понял суть вопроса О_о
ну, пожалуй, из того, что является первоисточником, будет доставлять больше.

A - твой ОТП на данный момент.
Я хотела вставить кучу картинок, но ладно, просто выдам списочек.
Пандора: Винсент/Оз, Винсент/Ада, местами и под настроение заходит Оз/Гилберт.
Гравипадово: Билл/Диппер с несколькими условиями, Мейбл/Пасифика
В стивене у меня нет именно чётко сформировавшихся ОТП
Хоумстак: Дейв/Каркат, Роуз/Канайя, Миина/Вриска и, пожалуй, Соллукс/Фефери. А ещё можно посчитать мойрейлов и прочие типы местной романтики, но опустим Х)
Внезапный Поттер: Драко/Гермиона и Драко/Гарри.

S - заделись любым своим хэдканоном.
Нуок...
Винсент умеет и любит рисовать.
Прадядя Стэн спит с ножом под подушкой.
Поррим из всех троллей самая раскрепощенная и заботливая одновременно.
Жемчуг питает слабость к лилиям.

@темы: трава раскидиста да душиста, Pandora Hearts, Homestuck, Арты, индикатор спонтанного безумия, мои тщательно лелеемые тараканчики, Gravity Falls, флешмоб дошел и до меня, звуки на полях, Stiven Univerce

---

В поисках розового свитера к юбке я обнаружила в шкафу длинное черное платье.
...
Свитер я нашла.
...
Розовый шарф у меня тоже был.
...
Я вконец долбанулась х)

@темы: жизнь, как она есть, материальный мир, мои тщательно лелеемые тараканчики

---

На момент 1979-го года шведская медицина все еще классифицировала гомосексуальность как болезнь.
В качестве протеста жители Швеции начали брать больничные по причине того, что им "гомосексуально нездоровилось".
*пырит на учебник физиологии*. Дайте мне больничный, мне тоже гомосексуально нездоровится

@темы: окружающий мир

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Коротко про понимание мной генетики:

@темы: индикатор спонтанного безумия

---

В рамках общего бреда сменила оформление с бежевого на более мягкий серый.
Не знаю, зачем, но пусть будет. Вернуть всегда успею.

@темы: индикатор спонтанного безумия

---

Я много имею что сказать про свою обязательность
Про то, как я ненавижу просыпаться в темноте и чувствую себя невыспавшейся, сколько бы я ни спала. Могу проспать три часа, но проснуться в хорошем расположении духа. А могу восемь и быть бубубу, смотря как там за окном.
Про то, как я в универ привыкла просыпаться спозаранку и теперь дольше семи спать не могу. А в семь уже светло. Так проще.
Но вообще-то я наконец поменяла телефон. Ура, если честно. Особо вкусно, наверное, что в двадцать лет я горжусь тем, что довольно дорогую по моим меркам покупку я сделала полностью сама. Эх, инфантильная я и безалаберная.
Пойду, что ли, буду дело делать, пока не сплю.

@темы: жизнь, как она есть, материальный мир

---

Непередаваемое чувство, когда смотришь стивен юниверс и видишь в нём тему своего курсача.

@темы: недооформившиеся мысли, он, она, ОНУ

---

Я хз, что такое 4Ф, но это дико жизненно Х)
правда, у меня ещё есть тайская вонючая мазь ОТ ВСЕГО

27.10.2015 в 23:25

Пишет  Властелин Ничего:

ППКС!!! ~
ахахахах это идеально про меня, не зря же у меня 4Ф

27.10.2015 в 23:23

Пишет  Маленький третьевольник, который смог:

Как правильно болеть (инструкция для 4Ф)
1. Если вам несколько дней почему-то грустненько без определённых причин, проинспектируйте состояние своей тушки: возможно, что-то болит.
2. Любая болезнь лечится мантрой "А похуй, само пройдёт!"
3. Любая болезнь с температурой до 40 градусов переносится на ногах и не мешает работе\учёбе.
4. Если вам прописали постельный режим, то помните, что он не отменяет сидения в интернете, работы по дому, прогулок с друзьями, притаскивания тяжёлых пакетов с продуктами с другого конца города в минус тридцать...
5. Если прошло уже две недели, а мантра почему-то не помогает, выпейте таблетку или воспользуйтесь народными средствами:
- болит зуб - приложить гвоздичину,
- болит что-то ещё - выпить анальгин,
- воспалились дёсны - прополоскать содой и солью,
- кашель - бромгексин,
- болит нога - эластичный бинт,
- другие болезни - какие другие болезни? Бывают другие болезни? ВЫ СЕРЬЁЗНО?
- ещё помогает компресс из Али.
6. Если вас несут хоронить, значит, что-то где-то пошло не так, а вообще, отличные рекомендации же, мне всегда помогают.

@темы: индикатор спонтанного безумия, мои тщательно лелеемые тараканчики

---

*выкапывает в завалах оставшийся с Пандоры шоковый пледик, кутается*
НЕТ, ВЫ ЭТО ВИДЕЛИ
ВЫ ВИДЕЛИ?
Венди круче, чем раньше, хотя казалось бы, куда дальше.
Я вообще полсерии сидела с открытым ртом.
(чувак с бильярдными глазами слишком похож на лорда Инглиша, чтобы это было случайностью)
у Билла явно есть вкус в безумии. это было очень круто.
это интро, это интро настолько богично, насколько может быть богичным интро
мне очень хочется скаламбурить, что Билл раскрыл свои новые грани. ну вы понимаете, грани
да, дисней. Это было сильно.

@темы: Gravity Falls

---

Как вы поняли по куче постов с фиками и по ачивкам, у нас тут ФБ закончилось, а пока тишь-гладь да деанон и у меня свободный вечрок, решила к себе поперетаскивать всё натворённое. Думала заняться на выходных, но у нас планируются гости и спокойно заняться таким медитативным делом можно только сейчас. А потом забуду, я ж с памятью золотой рыбки(
Ну а тут вкратце про всё написанное по порядку выкладок. Без ката
Как уже заметили, заглушечку я тоже из гравипадова утащила на добрую память)
2 левел, драбблы
Практика - забавный был текст. Точнее, он забавный потому, что первый выложенный на этой ФБ текст (если не считать гравипадовских поста набора и визитки, которые тоже я писала) и последний совпали по теме: секретные агенты + наставничество. С моей т.з. АУшка сомнительная, но в целом дикая и симпатишшная)
Говори - некоторые читатели вежливо уточнили, не ошиблись ли мы левелом Нет, не ошиблись, я уверен)) Ещё одна сомнительная АУ, но жить можно.
Без границ - погладила собственные кинки, что уж скрывать. Но почему-то я его люблю)
2 левел, мини
Синдром утёнка - безумно его люблю, верите? Текст был порядком экспериментальным, немного сложно давшимся по форме, но результат... Результат того стоил, однозначно!
Пылинки - люблю-люблю-люблю! Мне стыдно за него безумно,
2 левел, челлендж
Правила поведения в Гравити Фоллс - ужасные стихи в моём исполнении, часть первая.
3 левел, ББ-квест
Асфиксия - было бы у меня чуть-чуть побольше времени... Оно неплохое, но какое-то недотянутое. Попытка подражать Кингу, испорченная необходимостью сровно дописывать. Но в целом - не так уж и плохо. Но хуже второго макси, вот я как думаю. Единственная работа, из-за результата голосования по которой я плакаль.
Небесные города - лучший фик из всех написанных за эту ФБ ЭВЕР! Не могу передать, как я его люблю, вот прямо вообще-вообще люблю, нежно и всем сердцем И вы видели эти иллюстрации, вы видели? Кстати, первая часть пандоровской ачивки - это отсюда, ага)
4 левел, драбблы
L`assasymphonie - самый первый текст, принесённый в гравипадово) С ним вышло тоже печально: написана-то серия была ещё во время хиатуса, а "История о двух Стэнах", как известно, слегонца мир сломала. Фик внезапно стал АУ-шкой, я даже имя персонажа менять не стала, хотя стоило бы, но приписку про время написания сделала.
4 левел, мини
Спектакль одного зрителя - мне очень стыдно, но я таки написала в этой жизни бессовестный слешный прон! Понятия не имею, можно ли на это дрочить Читать без феспалмов точно можно. Вообще с ним тоже был цирк - я его написал. Спустился вниз и обнаружил, что интернета нет! В вечер перед выкладкой В итоге всё равно управились, но текст, увы, никто не бетил(
Высшая математика самоуничтожения - меня накрыло с песни. Это всё, что я имею вам сказать. Почему-то нести в командное соо этот фик было гораздо стыдней, чем предыдущий О_О
Мальчики и игрушки - как видно, с текстом не одна Коизуми работала. Перевод как перевод, единственная его знаменательность - что в процессе работы над ошибками я на эмоциях какое-то примечание Рины сопроводила комментарием "Сделай что-то с блядскими шортами Оза!". На следующий день от Коизуми получаю вопрос: "Так что, убирать блядские шорты Оза?". И тут нас порвало. Это прозвучало грозно ну, знаете - блядские шорты, лучшая одежда для спортивных упражнений
4 левел, челлендж
О буднях Гравити Фоллс - ещё более плохие стихи, написанные в рамках "АААА У НАС НА ЧЕЛЛЕНДЖ НИФИГА НЕТ". Поберегите психику. Вы были предупреждены!
4 левел, миди
Мальчишка 618 - крайне, просто-таки дико странная АУ, написанная практически за одно утро, потому что... да-да-да, дедлайны и проблемы закрытия выкладок. Забыла уточнить, это было утро выкладки. Но вышло неплохо, кмк.
Обратная сторона луны - как курить Гравипадово, чтобы написать Пандору? Самая странная по всем параметрам работа, начиная от самого реверса и заканчивая крокодилом И вообще типичное "сам написал, сам об Оза сквикнулся". Но тут есть мой любимый кинк на фемдом,и последок лекций по физрасту и не спрашивайте, как всё это уживалось в моей голове.! А как хорошо под саундтрек из хоумстака писалось, то вообще) Отсюда - вторая часть пандоровской ачивки)
Спецквест
Болотные огни - см. выше, которое "Практика" Вот честно говорю, это было незапланированно и случайно совпало! Но красиво вышло, красиво.. И этот фик - джен. Ну, я в это верю Х)

@темы: Pandora Hearts, индикатор спонтанного безумия, мои тщательно лелеемые тараканчики, заметки графомана, Gravity Falls

---

(надеюсь, господа артеры не поубивают меня за то, что я потащила их работы Х))

Название: Асфиксия
Автор: Лорен Хансен
Бета: Koizumi-san
Фандом: Gravity Falls
Размер: макси, 15296 слов
Пейринг/Персонажи: Диппер Пайнс, Мейбл Пайнс/Пасифика Нордвест, Билл Сайфер
Категория: джен, немного фемслэш
Жанр: AU, драма с элементами триллера
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание:
Примечание/Предупреждения:
- по мотивам романа Стивена Кинга «Оно»
- по заявке с инсайда: «Хотелось бы почитать макси про adult!близнецов: как они внезапно (из-за найденной вещи или увиденного человека/сна; возможно, кто-то из обитателей города приехал к ним просить о помощи) начинают вспоминать своё лето в Гравити Фолз. Когда-то они забыли его начисто после произошедших там событий (предположительно, они победили какое-то мегазло или предотвратили апокалипсис каким-то глобальным образом). Теперь всё началось заново или же вернулось старое зло. Они по кусочкам вспоминают то лето и параллельно ведут новое расследование. Что-то в духе Твин Пикса и кинговского "Оно" было бы здорово, можно кроссовер какой-нибудь. АУшка или авторская трактовка и продолжение уже описанных событий "
- в финале серии «Не тот, кем кажется» всё пошло совсем не так. Естественно, содержание всех остальных серий автор не учитывал.
- имя брата Венди в каноне не называлось
- возможен ООС
- кнопка ведёт на гуглдоковский файл с фиком

Иллюстрации

Название: Звонок из прошлого
Автор: Гуаш
Пейринг/Персонажи: Диппер Пайнс, Мейбл Пайнс,Пасифика Нордвест
Категория: джен
Рейтинг:PG-13

Название: Bad day
Автор: [Schwarz]Werl
Пейринг/Персонажи: Венди Кордрой
Категория: джен
Рейтинг:PG-13

Название: Чёртова Тварь
Автор: Гуаш
Пейринг/Персонажи: Монстр
Категория: джен
Рейтинг:PG-13

Название: Небесные города
Автор: Лорен Хансен
Бета: Koizumi-san
Фандом: Pandora hearts
Размер: макси, 17527 слов
Пейринг/Персонажи: Оз, Гилберт, Оскар, Джек, Руфус, Элиот, Лео, Леви, Йорек
Категория: джен
Жанр: кроссовер, фентэзи, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: у Гилберта был Фейг, у Оза — Дороти, а у Джека никого не было. И сам он тоже пропал — говорили, на Север вернулся.
Примечание/Предупреждения:
— кроссовер с книгой Ф. Пулмана «Северное сияние» (без учёта остальных книг трилогии, но с упоминанием отдельных элементов оттуда)
— возраст некоторых персонажей изменён по сравнению с канонным
— возможен ООС
— автор сознательно отошёл от буквы канона в некоторых вопросах, связанных с деймонами
— смерть персонажа
- кнопка ведёт на гуглдоковский документ!

иллюстрации

Название: Dust
Автор: Van F.
Пейринг/Персонажи: Оз, Гилберт, Джек, Йорек Бирнисон
Категория: джен
Рейтинг:G

Название: Aurora Borealis
Автор: Van F.
Пейринг/Персонажи: Гилберт
Категория: джен
Рейтинг:G

@темы: Pandora Hearts, Арты, заметки графомана, Gravity Falls

---

Название: Болотные огни
Автор: Лорен Хансен
Бета: Koizumi-san
Фандом: Pandora hearts
Размер: мини, 2379 слов
Пейринг/Персонажи: Оз, Винсент
Категория: джен
Жанр: разведка!AU, general
Рейтинг: G
Краткое содержание: Какова вероятность того, что с неожиданно свалившимся на голову "юным дарованием" можно сработаться.
Примечание/Предупреждения:
- возможен ООС

Винсент на девяносто процентов был уверен в том, что в ближайшее время ничего хорошего не произойдёт. Просто не сможет произойти.
«Девяносто девять», — поправил он себя, взглянув на широко улыбающегося собеседника. — «Один процент оставим на какое-то чудо.»
Он ни на секунду не сомневался, что только чудо поможет ему сладить с Озом Безариусом и не убить его до конца месяца.
«Одну десятую процента», — окончательно решил он, глядя, как Оз радостно теребит в пальцах его любимую ручку.
Ручка в тёплом деревянном корпусе была подарком Гилберта и уж точно не должна была попадать в чужие руки.
— Тебя не учили, что не стоит брать вещи с чужого стола?
Оз пожал плечами и демонстративно поставил ручку на место.
— Это наш общий стол, между прочим. Во всяком случае, — он взмахнул рукой, указывая на груду вещей в углу, — пока ты не уберёшь своё барахло с моего стола.
— Пока тебя сюда не направили, это тоже был мой стол.
— Но сейчас-то он не твой.
— Со своего стола мог бы и сам убрать.
— Но это твоё барахло. Мне не нравится, когда на меня смотрят, как на оживший труп гадюки.
Винсент хотел было объяснить мелкому гадёнышу, что проблемы с засорением стола касаются только хозяина этого самого стола, но вспомнил о завалявшихся среди груд бумаг письмах и решил, что проще будет спрятать это самому.
— Чего оживший-то?
Груда документов никак не помещалась в шкаф. Возможно, стоило бы её как-то упорядочить — выкинуть давний хлам, нужное сложить в несколько стопок, но у Винсента не было ни малейшего желания возиться с ними.
— Потому что смотришь так. Вроде бы и брезгуешь, но вдруг наброшусь? Шкаф-то потом можно будет открывать без риска, что всё это на меня свалится?
— Вот и проверишь, — Винсент старательно прижал дверцу. Шкаф жалобно скрипнул, но не открылся. — Иди уже за свой стол.
Оз фыркнул, но Винсентов стол и ручку оставил в покое.

В том, что у высшего руководства с головой не всё в порядке, Винсент был глубоко убеждён ещё с первых дней работы. Чувство юмора у них было странным. Мягко говоря...
«Юный гений, ну конечно!»
Судя по тому, как настойчиво Винсенту предлагали взять ответственность за нахально улыбающееся дарование на себя, что-то тут было нечисто. Он уже давно усвоил — чем настойчивей Оскар Безариус предлагает, тем больше проблем получает согласившийся. А уж если к нему присоединялся Барма, то оставалось только заворачиваться в саван и готовиться к похоронам в закрытом гробу. Особенно если...
— Вы же знаете, что я не умею работать с новобранцами.
— Всего на месяц!
— Тем более!
— До возвращения Гилберта.
— А ваш гений не подождёт?
Вообще-то Винсент понимал, что обречён — иначе описать грядущее сотрудничество с Озом он никак не мог. Был обречён с самого начала, ещё когда ему ненавязчиво (в лучших традициях начальства, конечно) вручили папку с досье на самого юного из всех нынешних сотрудников подразделения «Пандора».
Он открыл было рот, чтобы ещё раз возразить, но махнул рукой. Всё равно без толку. Пригрозят, убедят, заставят — результат один.
— Хорошо. Я согласен.
— Вот и замечательно! — Оскар хлопнул его по плечу с такой силой, что Винсент пошатнулся. — Думаю, вы поладите.
«Несомненно!», — подумал он тогда, глядя на показывающего ему язык Оза.

Вообще-то они и до того были знакомы, но недолго. Вместе учились — если это можно было так назвать, конечно. Сам Винсент с Озом почти не виделся, но Гилберт был его куратором три года — от поступления Оза в колледж до собственного выпуска. Они общались и после этого, но гораздо реже, а в последний год, когда Гилберт проводил больше времени в разъездах, чем в собственном доме, общение и вовсе сошло на нет.
Остальное Винсент знал из документов. С блеском окончил Академию, а затем вместо трёхлетней традиционной муштры надавил на дядюшку, а последствия этого решения расхлёбывать как раз Винсенту.
И почему он не мог дождаться Гилберта? Или хотя бы пойти к... к... Да к кому угодно, мало ли в Пандоре людей?
— Ты так и не объяснил.
— Что?
— Ничего.
Орехи он со стола таскал без малейшего зазрения совести. Винсент признавал у Оза наличие в голове мозга, но при этом был убеждён, что никаких зачатков стыда, совести и других качеств (которыми Винсент и сам обременён не был) у него не наблюдалось.
— Оставь мою еду в покое. Что именно я тебе должен был объяснить?
Оз демонстративно сцапал из вазочки ещё горсть орехов и уселся на край стола. Хорошо, что своего — покушения на свой стол Винсент бы не выдержал.
— Например, чем я должен заниматься. И учти, что «молчать и не мешать» я не буду.
Через полчаса он почти признал, что согласен работать с Озом. Или, как минимум, обсуждать с ним рабочие вопросы.
Через тридцать пять минут он нашарил вазочку с единственным грустным орехом на дне.

При всех своих плюсах (с точки зрения Самого, естественно), высшее руководство хоть как-то облегчать жизнь своим подчинённым не любило. И самих подчинённых тоже как-то не особо, но к этому можно было привыкнуть, а вот к периодическим неудачам в деле отлынивания от прямых должностных обязанностей — нет.
Винсент действительно надеялся, что наличие у него подопечного — личная ответственность, юное дарование и так далее, пока высшему руководству в лице Оскара Безариуса не надоест, как-то поможет отказаться от текущего дела. Не то чтобы оно ему не нравилось, но в любых видах разведки он никогда силён не был, предпочитая заниматься дезинформацией. Сбором же информации обычно занимались другие люди.
Отказаться от задания было довольно проблематично. Не принято, да и руководство не оценит.
Лазейки в этом, конечно, были. Одной из таких лазеек Винсент надеялся сделать Оза — раз уж на его голову свалилось кураторство, то и пользу из него извлечь стоило бы. Но нет.
— Возьмёте его с собой на задание.
От представившейся перспективы Винсент поёжился.
— Там надо просто забрать документы. Вы же знаете...
Барма отложил ручку и взглянул на него.
— Вот именно. Просто забрать документы и снять копию. Насколько я помню, вы это уже проделывали?
Это было по меньшей мере нечестно. Естественно, проделывал — довольно позорная строчка биографии Винсента, о которой он предпочел бы забыть. По разным причинам забыть.
Третье самостоятельное дело, первое (и до настоящего момента единственное) задание такого рода и единственный провал за всё время работы.
Он уже успел найти требующиеся бумаги, которые хозяин довольно беспечно держал в незапертом ящике стола, когда выяснилось, что супруга хозяина, дама достаточно бойкая, несмотря на возраст и количество морщин, которого должно было бы хватить на жителей небольшого городка, всё это время следила за кабинетом мужа через потайной глазок.
О дальнейшем Винсент предпочитал не вспоминать.
Документы ему потом вручили — оригиналы, даже не копии. Собственно, это-то и было основной претензией Бармы — не хватало ещё, чтобы хозяин бумаг в их поисках вышел на организацию. К счастью, возвращать их пришлось не Винсенту.
— Было дело, — сквозь зубы уронил он.
— Вот и передадите ему свой... опыт. Копии всего, что может указывать на связь Баскервиля с контрабандой оружия. Копии, Винсент.

В ожидании Баскервиля Винсент скучать не собирался. Несколько раз обошёл зал и, определившись, протянул руку одной из тоскующих девушек.
Долго уговаривать её не пришлось: Ада, как она представилась, пришла без кавалера и была отнюдь не против потанцевать. Да и после танца с удовольствием позволила увести себя к одной из колонн. Неплохая собеседница и просто привлекательная девушка — этого было вполне достаточно для короткого и ни к чему не принуждающего романа.
Пригласить её на дальнейшую встречу Винсент не успел — Оз, появившийся откуда-то из середины зала, схватил его за руку и потащил подальше от толпы и растерянной Ады.
— Ты вообще в своём уме?
Винсент фыркнул.
— Безариус, — как можно мягче пояснил он, — если у тебе неожиданно брюки малы стали, то было совсем не обязательно уводить меня в тёмный угол. Вокруг столько дам!
Оз покраснел. Винсент не мог понять, от стыда или из-за плохо скрываемой ярости.
— Вот именно! Столько девушек, а тебе надо именно мою сестру...
Он запнулся.
— Соблазнить? Совратить? Пригласить потанцевать? Убить с особой жестокостью? Втянуть в наше задание? Выражайся конкретнее.
Сердился он забавно. Во всяком случае, Винсенту нравилось доводить его до этого и наблюдать.
— Всё вышеперечисленное! Ещё и во время работы! Или тебе меня не хватает? Да как она вообще на тебя могла внимание обратить?..
Договорить Оз не успел — Винсент зажал ему рот.
— Во-первых, — прошипел он ему на ухо, — отношения выясняют либо тихо, либо в уединённом месте, а не в полный голос и посреди задания. Во-вторых, — руку пришлось отдёрнуть. Резцы у Оза были острые и кусался он больно, — если ты так сильно хочешь выяснить, что же во мне нашла твоя сестра, можем... Да хоть бы и потанцевать для начала.
— Иди ты в Бездну, — проворчал Оз, отодвигаясь. — Ненормальный.
Он сделал ещё шаг назад и обернулся.
— Кажется, Баскервиль пришёл.

Убедившись, что они отошли на достаточное расстояние и из окон их не будет видно, Винсент остановился и оглянулся.
Особняк Баскервиля располагался посреди болота. Сейчас, в жаркую летнюю ночь, над землёй поднимался сладко пахнущий гнилостный туман. Под ногами мягко приминался мох. Танцевали в отдалении от основных дорог и тропинок тусклые искры-огоньки: трясина была совсем рядом.
По мнению Винсента, обстановка была отвратительной. Оз же, напротив, рассматривал всё вокруг чуть ли не с восторгом. Ничего, пара-тройка заданий где-то на крупных северных болотах и все восхищения пейзажами быстро закончатся. Даже одного хватит, если надолго.
— Нам сейчас нужно будет обогнуть дом. Удобнее всего будет сделать это через тот кустарник. Понимаешь, о чём я?
Оз заверил, что понимает и в повторных объяснениях не нуждается.
— Но почему нельзя было пройти через дом? Баскервиль всё равно на приеме, а слуг тут не слишком много, насколько я помню. Ну или разделиться, не знаю.
Винсента передёрнуло. Он настолько привык работать в одиночку, что даже сейчас не мог не воспринимать Оза частью себя. Ненужной какой-то частью, вроде третьей руки между лопаток, конечно, но всё же частью. О том, что можно было бы разделиться, даже если от этого было бы больше толку, он не подумал.
— Пока у тебя...
— Стажировка.
— А, это так теперь называется? Так вот, пока у тебя стажировка, будь добр не лезть с советами. Получишь опыт.
— Лазания по кустам ночью на болоте, — в слабом свете не было видно, как он улыбается. Нехорошо как-то улыбается. Это раздражало. — Да, и в самом деле, бесценный опыт.
Кустарник Винсент присмотрел ещё в прошлый свой визит. Широкая полоса утыканных тонкими длинными колючками веток тянулась на несколько десятков метров, окружая особняк, и при необходимости через неё вполне можно было обогнуть здание. Правда, пробираться приходилось едва ли не ползком, да и днём им не особо удалось бы воспользоваться — кусты были относительно редкими.
А ещё прямо за ним проходила полузаброшенная тропинка через трясину. Чтобы попасть на неё и вернуться обратно, всё же надо было пробраться через кустарник, но всё же это было гораздо удобнее, чем проделывать в нём весь путь.
Озу он о тропинке сказать не успел. Только собирался, но тот уже успел углубиться и, судя по шуму, столкнуться с особой коварностью веток.

Оз выглядел злым и более чем достойным кисти художника, если бы тому для чего-то потребовалось запечатлеть на картине повзрослевшего подменыша. Или молодого лешего. Рядом с ним, встрёпанным, с застрявшими в волосах и одежде обломанными колючками и длинной царапиной на лице, Винсент, и сам не отличавшийся идеальным видом, чувствовал себя франтом.
— Не мог про тропинку сказать?
— Ты не догадался даже спросить, есть ли возможность идти не через кусты.
Оз фыркнул, переступил с ноги на ногу, выдернул из челки особенно раздражающую колючку и вдруг немного виновато улыбнулся и протянул Винсенту руку.
— Вообще да, не стоило быть настолько самонадеянным.
Винсент покачал головой и вложил ему в протянутую руку один из собственных револьверов.
— Держи. Смотреть на тебя жалко — кто же идет без ничего? Стрелять придется вряд ли, конечно, но для подстраховки лучше иметь. Застрелиться, если поймают, или ещё чего.
Оз взвесил оружие на ладони, провёл пальцами по светло-голубому галстуку и довольно ухмыльнулся.
— Так, запонки у меня новые, остальное не очень... Одолженное тоже есть... Хоть сейчас на свадьбу!
— Невеста из тебя не ахти выйдет, знаешь ли. Английская примета: «Something old, something new, something borrowed, something blue»; т. е. «На невесте в день свадьбы должно быть что-то новое, что-то старое, что-то одолженное и что-то голубое».
Оз пожал плечами.
— И то верно.
Особняк возвышался над ними, слепо глядя тёмными провалами окон. Только под крышей тускло светилось робким болотным огоньком чердачное оконце. Винсент прижмурился, вспоминая.
— Третье окно слева на втором этаже. Снизу решетка, окно, как видишь, открыто.
Он сонно зевнул, сунул руку в карман и достал плотно спрессованный кубик. Оз наблюдал за ним.
— Ты что жуешь вообще?
— Ты успокоишься, если я тебя заверю, что это не наркотик?
— Нет.
Винсент приподнял брови и бросил обертку от кубика в кусты.
— Чай это. Восточный.
— И ты его ешь?
— Чтобы не спать, помогает. Но ты можешь ловить меня, когда будем лезть по решетке, незабываемые эмоции гарантирую.
Оз фыркнул, но промолчал.

Окно и правда было открыто, а кабинет — ожидаемо безлюден. К счастью, луна была полной, желтой и круглой, как глупый жирный блин. Оз, влезая, раздвинул шторы, и её ленивый свет позволял неплохо ориентироваться среди двух книжных шкафов, картотеки и стола.
Книжные шкафы ничего полезного не принесли. Следуя примеру Винсента, Оз добросовестно перетряхивал каждую снятую с полки книгу и даже проверял переплёты некоторых на наличие вклеенных в них конвертов, но единственным, что ему удалось найти, была записка семилетней давности, выцветшая и потому почти нечитаемая.
— В картотеке пусто, вообще дочиста выгребли, — мрачно подвёл итог Винсент.
Стол тоже был пуст. Они переглянулись.
— Может, тайник есть? — предположил Оз вполголоса.
Через полчаса поиска тайник действительно нашелся, причем достаточно просто и элегантно устроенный в одном из шкафов. И он тоже был пуст — не считая небольшого клочка бумаги, записки насыщенно-красными чернилами, различимыми даже в слабом лунном свете.
«Простите, господа, все документы в другом месте».
Винсент осел на пол и уткнулся в ладони, пытаясь сдержать смех.
— Ну хоть оригиналы мы не принесём.
— Оригиналы?
— Потом тебе расскажу, когда-нибудь. Барма будет в ярости, знаешь?
— Догадываюсь, — Оз сел рядом и ткнул его кулаком в бок. — Успокойся, а? Выкрутимся.

— Я правильно расслышал, что ты остаёшься с Винсентом?
Оз пожал плечами и переглянулся с напарником.
— В общем-то да, дядя.
— Разве что на одно задание.
— Да, последнее.
— Несомненно.
Оскар взглянул на то, как Оз старается исподтишка кинуть в Винсента скатанным в плотный комок уведомлением, и кивнул.
— Если вы так хотите.
— Очень, дядя, — заверил его Оз, притягивая к себе Винсентову вазочку с орехами. — Опыт, сам понимаешь.

@темы: Pandora Hearts, заметки графомана

---

Название: Обратная сторона луны
Автор: Лорен Хансен
Бета: Koizumi-san
Фандом: Pandora hearts
Размер: миди, 4171 слово
Пейринг/Персонажи: Оз, Гилберт, Винсент/Ада
Категория: джен, гет
Жанр: reverse!AU
Рейтинг: R
Краткое содержание: некоторым книгам лучше оставаться непрочтёнными.
Примечание/Предупреждения:
— ООС всех персонажей, вовлечённых и невовлечённых в сюжет. Поскольку автор не встречал в фандоме устоявшихся версий реверс-персонажей, то позволил себе хэдканонить во все поля.
— Кодекс Серафини — арт-объект, созданный итальянским художником Луиджи Серафини в 1974 году. Подражание известному манускрипту Войнича.
— Одна из формулировок закона неаддитивности звучит так: "Если две частицы соединятся определённым способом, то возникнет нечто новое, большее, чем простая сумма"
—

спойлер

галлюцинации сексуального характера.

Тишина

Мэри-всё-наоборот,
Ах, как садик твой цветёт!
Колокольчики, ракушки,
Ноготки — а в них лягушки!
Фрэнсис Бернетт «Таинственный сад»

— Мне скучно.
Главным его заданием было сидеть тихо и не мешать.
— Скуч-но.
Оз отбивал каждый слог ударом кончика пера по бумаге.
Если прислушаться, то можно было разобрать множество звуков. Всхлипывала чернильница, когда Оз слишком резко выдёргивал перо. Сталкивались друг с дружкой ветки на густо разросшейшся липе за окном. Где-то вдалеке — тихий, на грани слышимости, бег реки. Внизу почти беззвучно ходили слуги.
Если они будут шуметь, молодые господа рассердятся. Никто не хочет видеть разгневанных или раздражённых господ: в лучшем случае выпороть велят, а о худшем и думать не хочется.
В худшем случае молодая госпожа решит наказать их лично.
Но стука сердца совсем не было слышно.
— Скучно, понятно?
Оз ненавидел писать благодарственные письма и отвечать на записки вежливости. Это было известно совершенно точно — его черновики всегда были полны трижды подчёркнутых ругательств и обворожительных признаний.
«Розовые скатерти делали вас удивительно похожей на свинью, вам стоит пошить из них платье».
«Вечер определённо вам удался, особенно когда гости вернулись домой».
«Благодарю вас за письмо. Я никогда ни о чём не мечтал так горячо, как скомкать его и воткнуть в вашу очаровательную глотку».
Но к адресатам всегда попадали другие письма — кристально вежливые и, по мнению Оза, безгранично скучные. Немного вежливости и лести, фальшивые улыбки и холодный расчёт, прячущийся за беспечными разговорами. В эти игры могли играть все, у кого за спиной есть состояние и титул.
И сила — если их окажется недостаточно.
У Оза было всё это, и ещё — скука, всепоглощающая, звенящая в ушах скука, играющая на тонкой флейте скука. И много сил, и почти готовая идея для великого поступка, который запомнится всем навек.
Он мог винить в этом наследственность, или книги, или историю — да что угодно. Впрочем, он не видел в этом смысла. Просто иногда изнутри, царапаясь, поднималось тонкое и почти неосознаваемое желание разрушить город, залить его пламенем и страхом, изукрасить улицы тонкими потоками расплавившихся фонарных столбов. И он точно знал, что у него есть все возможности для того, чтобы сделать это.
Оз не имел ничего против города. Но ему было скучно.
И ещё — интересно. Этот интерес не имел ничего общего со злым умыслом, просто хотелось посмотреть, как умирают и навеки стираются с лица земли города. Если бы рядом раскинулась не Риверра, а любой другой город, Оз точно так же хотел бы разрушить его.
Он поднял голову и рассеянно взглянул на царапающие окно ветки дерева. Взглянул на собственные пальцы, на протянувшуюся по запястью тонкую полосу-пятно чернил и покачал головой.
— Надо поменять чернила.
Гилберт поднял голову от лежащей на коленях книги и встал. Стараясь идти как можно тише, он подошёл к стоящему в закутке шкафу и достал из него флакон новых чернил.
Заменять их было привычно. Краем глаза Гилберт видел, как из-под заколотой набок чёлки — он всегда убирал её, когда садился работать с бумагами, — Оз наблюдал за ним. За почти механическими движениями рук, за мелким пятном, расползающимся по коже, за медленно льющейся струёй чернил.
Гилберт поставил полную чернильницу на её место и вернулся в свой угол — достаточно тёмный, чтобы быть незаметным, и достаточно светлым, чтобы можно было читать.
Оз отложил перо и взял в руки очередное письмо.
— Пишет граф Эйри, — сказал он, пробегая по строчкам взглядом. — Как обычно, намекает на то, что его-то дочь уже готова к браку. И почему я только не могу написать ему, что его девицы такие тощие и носят такие широкополые шляпы, что я просто перепутаю их с торшерами?
Оз скомкал письмо и отшвырнул его в сторону.
— Надоело, как же всё это надоело! Говорят, один из императоров велел поджечь свой город с нескольких концов и смотрел на пожар. Я думаю, это было красиво...
Едва виднеющийся вдали город пытался скрыться за быстро темнеющим осенним горизонтом. Он надеялся спастись, уйти от опасного места. Если его не видеть, все ведь забудут, правда?
Оз ждал ответа — и это было очевидно, и почти не странно. Любого ответа.
Тишина закручивалась в нити, свивалась, сплетала тугие узлы — такие, какой никакой царь не завяжет, никакой меч не разрубит. Только вопрос.
Всё можно разрубить вопросом.
— Вы хотите, чтобы я вам помог повторить это?
Собственный голос Гилберт различил плохо, равно как и слова. Только отзвук от них — глухой стук стеклянных шариков, упавших и катящихся по полу
Оз встал из-за стола и сделал несколько шагов. Его присутствие рядом Гилберт не столько увидел, сколько услышал — по дыханию, по изменившемуся воздуху. Он поднял лицо от книги. Оз смотрел на него и где-то в уголках его глаз пряталось удовольствие.
Он добился своего.
Оз ударил коротко и расчётливо, без замаха. Пощёчина гулом отдалась в голове, а основание ладони больно обожгло губы.
— Я сказал тебе молчать. Разве это было не ясно?
У Оза была жуткая, удовлетворённая улыбка и жёсткий взгляд. Он несколько секунд смотрел на быстро краснеющий след от своей ладони, а затем развернулся и вернулся к своему столу.
— Молчать, Гилберт.
Записок вежливости на столе оставалось всё ещё больше десятка.
Было всё так же скучно.
— Ада просила отвезти твоему братцу, — Гилберт был готов поклясться, что Оз улыбается, — Кодекс Серафини. Знать не хочу, что она задумала, но книгу отвезёшь сегодня же.

Болото

I knew that somehow
I could find my way back,
Then I heard you heart beating,
You were in the darkness too,
So I stayed in the darkness with you.
Florence + The Machine — Cosmic Love

Ночь наступала медленно. Тёмно-серая, но не чёрная, дырявая от звёзд. Новолуние выглядело неаккуратным, точно зашитым неумелыми стежками.
Винсент задёрнул шторы. Пустое небо его всегда нервировало и раздражало. Ничего хорошего от него ждать не стоило.
В такие ночи всегда были предвестниками чего-то странного и опасного. И будет гораздо лучше, если всё это произойдет как можно дальше от Винсента.
Он чувствовал себя порядком вымотанным.
Винсент вообще не любил визитов в Пандору, особенно таких, растягивающихся в заполненный бесконечной бессмысленной беготнёй день. И если к самой организации он относился, в общем-то, хорошо, то вот появляющееся при встрече с некоторыми людьми чувство собственной малозначительности ему не нравилось. Мало кто гордился, чувствуя себя пешкой в сложной и растянутой уже больше чем на сто лет шахматной партии.
Впрочем, такие тоже наверняка существовали. Мало ли странностей и извращенцев на свете.
Дверь скрипнула, открываясь. Винсент обернулся.
Он забыл закрыть её на замок.
Гилберт не стучал. И не предупреждал о своём приходе. И почти никогда не приходил.
— Я рад тебя видеть.
— Не могу сказать того же.
Винсент пожал плечами. Он привык. Почти. Скоро привыкнет к тому, что Гилберту, он, в общем-то, скорее безразличен. Только прошло уже десять лет, а «скоро» никак не наступало. Но прекратить убеждать себя, что оно вот-вот придёт, что к следующему визиту Гилберта (завтра или через три месяца, тут не угадаешь) Винсент обязательно привыкнет.
— Ты выглядишь уставшим.
Вместо ответа Гилберт положил на стол книгу. Толстая и порядком истрёпанная, она выглядела странно — живой и хищной. Пожалуй, Винсент бы не удивился, если бы она немедленно отрастила тонкие подламывающиеся ножки и побежала бы открывать шторы. Но нет — совершенно обычная, с тёмной строгой обложкой и пожелтевшими страницами. Обрез у неё был украшен тонким тёмно-зелёным узором. Линии сплетались и расходились без всякой видимой системы. Рисунок завораживал.
Винсент провёл пальцами по тиснёному названию. Когда-то давно оно было позолочено, но время стёрло краску, и теперь было гораздо проще нащупать его, чем прочесть. Впрочем, Винсент и без того знал, что это.
Codex Seraphinianus. Давно обещанная мисс Адой книга.
Сердце глупо и радостно заколотилось — потому что не забыла, прислала, и позаботилась даже о том, чтобы книгу привёз Гилберт. Это было приятно.
Гилберт наблюдал за ним. Молча и без особых эмоций.
— Я думал, ты сразу уедешь.
По тому, как Гилберт дёрнул плечом, Винсент сделал один простой вывод — ему это не расскажут. Впрочем, оно и к лучшему — он не был уверен, что ответ ему понравился.
От его тяжёлого, напряжённого взгляда Винсенту было не по себе. Он часто испытывал рядом с Гилбертом желание одновременно сбежать и скрыться где-то в углу и остаться с ним. Пожалуй, лучшим вариантом для него было бы прятаться где-то недалеко, так, чтобы его не было видно, но он мог наблюдать за Гилбертом. Но за невыполнимостью этот вариант обычно даже не рассматривался.
Винсент отодвинул кодекс и сжал пальцами лежащий на столе огрызок пастели.
— Может, если ты уж здесь, спустимся вниз? Тебе не обязательно, конечно же, видеться с семьёй, если ты сам того не захочешь, но можем пробраться на кухню.
Гилберт скривился. Он не ходил на кухню — даже раньше, когда он ещё жил здесь, он никогда не позволял себе есть в одиночку. В этом можно было бы рассмотреть демонстрацию, вызов, тычок герцогу в нос — было бы желание. Впрочем, с желанием можно было сделать всё, что угодно, но факт оставался фактом — в отличие от Винсента, Гилберт никогда не пытался скрыться с глаз приёмной семьи.
— Нет.
Вот так просто, без оправданий и попыток хоть как-то смягчить жесткий тон. Всегда так.
Гилберт взглянул на стоящие на захламленном столе часы.
— Десять вечера?
— Они не работают.
— Всё ещё?
Под недовольным взглядом Гилберта стало мучительно стыдно. Часы и правда следовало починить, причём давно. Они уже год стояли немым укором его вечной, раздражающей Гилберта безалаберности.
Но Винсент предпочитал карманные часы и не видел смысла чинить эти.
— Мне пора.
Винсент точно знал, что у этих слов был второй смысл — даже не спрятанный, просто слегка прикрытый, непроизнесённный, но известный.
«Господин Оз рассердится».
Не сказать было, что Винсент был хорошо знаком с Озом. Несколько встреч на официальных приёмах, слухи среди высшего света и сплетни слуг, косвенные выводы из редких проговорок Гилберта — не более того, но этого было более чем достаточно, чтобы сделать для себя определённые выводы.
Пожалуй, Винсент тоже предпочёл бы не сердить его. Так же, как и мисс Аду, конечно.
— Я провожу тебя.
— Оставь.
Гилберт махнул рукой и отвернулся. Но уходить не спешил.
— Я напишу тебе. Прощай.
С этими словами он хлопнул дверью. По коридору чётко застучали шаги.
Винсент знал — не напишет. Забудет или сочтёт чем-то малозначительным и не важным. Это уже давно стало привычным, почти ритуалом — обещание, которое никогда не будет исполнено, и бессмысленное, бесполезное ожидание.
Всё это было привычно и рутинно.
Как в болоте.

Закон неаддитивности

Holy water cannot help you now,
A thousand armies couldn't keep me out,
I don't want your money
I don't want your crown
See I've come to burn
Your kingdom down
Florence + The Machine “Seven devils”

Небо набухало густо-синими чернилами. Где-то больше, где-то меньше, оно то и дело вздувалось пузырями и хлопало на пронзительном ветру, как вывешенные для сушки простыни. В воздухе царил сладковатый запах приближающейся зимы — догнивающие листья, сырость и общее чувство близости холодов.
От холодного ветра слезились глаза, но вытереть их Винсент не мог — обе руки были заняты тяжёлой, огромной книгой, которую он так и не сумел прочитать. Но эту книгу ему прислала мисс Ада, пусть и через Гилберта... Он чувствовал себя обязанным отблагодарить её.
Мимо пробегали тонкие девушки, нарисованные коричневой и чёрной акварелью на влажном холсте. Их юбки растекались по парку разводами, а следы от брошенных в его сторону улыбок хотелось стереть платком. Винсент тряхнул головой и прибавил шаг.
На условленном месте никого не было, кроме стайки акварельных девушек. Завидев его, они перепорхнули к другому концу аллеи. Они сливались в пятно тёмных мазков, и тем сильнее на его фоне выделялась девушка в жёлтом — словно последний блик солнца на костяной пуговице.
— Опаздываете.
Не акварель — масло, плотные, синие мазки на размытом ветром парке. Углублённые чёрным складки кашемировой юбки, тяжёлый жёлтый тон волос, намеченные тонкой кистью черты лица. Ей восемнадцать лет, возраст лёгкой, солнечной акварели, но улыбку мисс Ады не передать акварелью, на такие алые блики губ и позднее лето глаз способно только масло в руках умелого художника.
Ада — масло, и её брат — тоже, и Гилберт — вместе с ними, а сам Винсент чувствует себя набросанным пастелью, осыпающимися штрихами на белом листе. В удачные дни пастель масляная, но обычно она сухая и легко крошится в пальцах.
Мисс Ада дала ему книгу.
Он улыбнулся и поклонился ей, прижимая к себе старинный том.
— Прошу прощения, мисс Ада.
— Возможно, — она дождалась, пока он поднял на неё глаза. — Возможно, я вас прощу. Вы так залюбовались на них, правда?
Акварельные девушки уже растворились, их смыло медленно начинающимся дождём.
— Впрочем, я не хочу мокнуть.
Она развернулась, скользнув краем тяжёлой юбки по его ногам и зашагала к выходу из парка, где, как Винсент точно знал, её дожидался экипаж.
Отдавая ей должное, Винсент признавал, что, несмотря ни на что, Ада всегда была согласна подождать его. Одолжить книгу. Просто встретиться. Да, она улыбалась, как довольная собой хищная птица, и иногда Винсент ловил на себе её пристальный, оценивающий взгляд, и это казалось довольно опасным, но он всё равно шёл следом за ней.
Когда он сел напротив неё, Ада дала кучеру отмашку и хлопнула ладонью рядом с собой.
Чтобы сесть к ней, книгу пришлось оставить. Экипаж тронулся. Кодекс обиженно хлопнул истёршимися страницами. Ада смотрела в окно. В сердце пробиралась робкая надежда — мисс Ада просто захотела, чтобы он сидел рядом?
Она отвернулась от окна и шепнула ему на ухо:
— И кто из тех девиц понравился вам больше?
От неё пахло чем-то тяжёлым, цветочным и пряным, травами и пеплом. Винсенту это нравилось. Кружило голову.
— Вы прекрасней их всех, мисс Ада.
Она не столько улыбнулась, сколько обозначила улыбку одними уголками губ.
От того, как по запястью скользнули её пальцы, Винсента бросило в дрожь. Было в этом лёгком, почти неощутимом прикосновении, слишком много — угроза и похвала, и, кажется обещание... От собственной дерзости мгновенно стало стыдно, но Аде — от неё это не укрылось — это, кажется, даже нравилось. Во всяком случае, она не отодвинулась.
— Льстец. Продолжайте. Впрочем, нет. Лучше скажите мне, как вам книга?
Винсент взглянул на лежащий рядом с ними том. Экипаж тряхнуло на кочке и кодекс, казалось, клацнул плоскими зубами страниц.
— Хорошо, мисс Ада. Наверное, — он исправился, заметив её насмешливый взгляд. Ещё бы. Мисс Ада дала ему книгу. Конечно, она знает, что там. — Я не смог её прочитать. Только иллюстрации...
Она выглядела довольной. В дрожащем свете из-за неплотно задёрнутых шторок на окнах Ада была почти акварельной.
— Ещё бы.
Она потянулась к кодексу — для этого ей пришлось перегнуться через Винсента, который не знал, куда себя деть, — и погладила его по обложке.
— Синьор Серафини знал, что делал, когда писал эту книгу. Её никто не может прочитать.
Винсент зажмурился. Под плотно сжатыми веками вспыхивали и гасли пастельные галактики. Мисс Ада почти лежала у него на коленях, честное слово, если об этом кто-то когда-то узнает...
Она выпрямилась и с притворной скромностью взглянула на него из-под ресниц.
— Разве вы никогда не мечтали почувствовать себя ребёнком? Не умея читать, стащить у взрослых книгу — и какую! — и смотреть на страницы, не понимая ни слова... Согласитесь, вам понравился этот эксперимент.
От осознания того, что Ада не хуже него знала, какую именно страницу он вспоминает, Винсенту стало дурно.
— Да... Может, стоит открыть окно? Здесь довольно душно.
Она махнула рукой.
— Окно? Нет, оставьте его! Если вы откроете, то больше не сможете списывать ваш очаровательный румянец на духоту.
Действительно, глупо было бы даже надеяться на то, что мисс Ада не заметит, как горит его лицо. Винсент сглотнул и сжал руки.
Остаток пути они проделали почти в идеальной тишине, только изредка скрипело колесо, наезжая на кочку, да с улицы проникали отголоски звуков. Обычный городской шум казался чем-то далёким и нереальным.
Когда экипаж остановился, тишина стала совсем полной.
— Не сидите тут горгульей! — Ада нетерпеливо стукнула носком туфли о пол. — Помогите девушке выйти.
— Конечно.
Он сам не мог объяснить, зачем захватил с собой книгу на улицу. Дождь всё ещё шел, мокрой кистью размывая любую краску — и тонкие силуэты веток, и тяжёлые стены. Винсент левой рукой прижал к себе книгу и открыл дверь экипажа.
К его протянутой руке Ада даже не прикоснулась.

Малая гостиная, в которую провела его Ада, оказалась неожиданно светлой и странно холодной. На светло-серых шёлковых обоях сплетались тиснёные королевские лилии, мебели было мало, а камин выглядел так, словно в нём уже несколько лет не разводили огонь.
Ада стояла около одного из вычурных светильников, зажигая его. Тонкое бледное пламя чуть дрожало, бросая на комнату резко очерченные блики.
— Я отнесу книгу на место, — она улыбнулась одними уголками губ, — и вернусь к вам. Надеюсь, вы подождёте меня, ведь так?
Это была одна из её любимых игр. Винсент знал — иллюзия выбора, притворная свобода решений. И каждый раз он обещал себе не поддаваться, пойти ей наперекор...
И всякий раз вновь соглашался с иллюзией, позволял Аде принять решение — в одиночку, без обсуждения.
— Разумеется, мисс Ада.
Она коротко кивнула и вышла, оставив после себя только тонкий запах трав. Часы отсчитывали секунды. Тихий, глухой звук — пастельный, но пастель не тёмная, а серебристо-белая, молочная.
Ада вернулась, не успела минутная стрелка описать свой седьмой круг, и дважды повернула ключ, запирая двери.
— Вы ведь не скучали?
Винсент покачал головой.
— Лжец. Но вы больше не будете скучать, обещаю.
Лучше было не думать, что значит её взгляд. Винсент не мог отделаться от ощущения, что он уже сталкивался с этим, видел у кого-то такое же выражение глаз: тёмное, почти нечитаемое. Но в комнате сладко пахло, и сброшенные Адой густо-синие туфли притягивали взгляд даже больше, чем её руки, расстёгивающие платье, чем обнажившиеся руки и почти видимый шорох кашемировых юбок, опадающих к её ногам, но всё же меньше, чем белый корсет, застёгнутый спереди, и отделанное тонким кружевом бельё.
Эти застёжки приковывали взгляд. Разве можно ей — так, это ведь почти неприлично, и, Бездна и все святые, разве можно было вообще ожидать чего-то подобного... Но поневоле взгляд прикипал к вырезу сорочки, и к десяткам крючков, и Винсент почти что с ужасом ощутил, что он заинтересован в том, чтобы расстегнуть их все, заинтересован телом и сердцем, и неподконтрольной частью разума.
Если мисс Ада узнает, она рассмеётся. Или рассердится. В любом случае, она непременно прогонит его. И больше не будет встреч, и странных книг, и запахов, и даже решений, принятых за него и вместо него.
Словно услышав его мысли, Ада и вправду рассмеялась — тихо и очень нежно, как ни разу ещё не смеялась при нём.
— Вы так и будете сидеть?
— А...
— Помочь мне.
И всё сразу стало на свои места. Винсент поднялся и, на ходу расстёгивая и сбрасывая пальто, почти дрожа — он надеялся, что только почти, что этого не видно — подошёл к Аде, к мечущимся по её рукам отблескам света, к ложащемуся к её ногам закатному лучу и сам опустился на колени. Ада смотрела на него сверху вниз, мягко и властно.
Она позволяла всё — расстёгивать её корсет, и целовать руки, и стягивать батистовую сорочку. Винсент сходил с ума, понимая, что она — разрешила, правда разрешила, и опустилась к нему, на мягкий сероватый ковёр. Ада целовала его, и расстёгивала его рубашку, и неужели это и правда случилось, не в мечтах, не в странной реальности?
Ада отодвинулась, и Винсент вновь захлебнулся зрелищем. Неровный свет позволял выхватывать из темноты лишь отдельные детали, и они складывались в мозаику, в витраж потрясающей красоты. Тонкие панталоны, уже почти развязанные, блеск так и не снятых украшений на светлой коже, улыбающиеся, чуть припухшие губы, и тихий, едва ли не шепчущий голос.
— Я хочу тебя.
От этих слов Винсент ощутил, что брюки стали немилосердно, почти пыточно тесными.
Она склонилась к нему, совсем близко, почти касаясь его лица.
— Ты же позволишь мне? Так, как я хочу. Ты позволишь мне взять тебя, правда? Конечно, позволишь, — она ответила себе сама. — Тебе понравится, я точно знаю.
Винсент сглотнул. Он знал, что согласится на всё, что бы ему сейчас не предложили, на любое безумие, какое только может существовать на свете, лишь бы это не прекращалось, пожалуйста, только не надо, чтобы всё закончилось, только не сейчас, не так...
— Да.
От её взгляда, одержимого и тёплого одновременно, вело голову не хуже, чем от выдержанного вина.
— Хорошее решение. Я знала, что ты согласишься.
Ада не была похожа ни на одну девушку, с которой Винсенту случалось быть раньше. Странным образом сочетались в ней уверенность, с которой она помогала ему расстегнуть мелкие пуговицы ширинки, и странная чистота. Но не невинность. Винсент дал себе слово поразмыслить над этим непривычным сочетанием, но позже. Через несколько часов, а, может, и дней — но только не сейчас. Когда голова будет занята не тем, как Ада снимает свои панталоны, а его собственные пальцы путаются в завязках белья. Не раньше.
Ада облизала губы и толкнула его, вынуждая лечь на спину.
— Ты так возбуждён, — её шепот вливался в разум раскалённым вином, минуя слух, а пальцы прикасались к члену, проводили от головки до основания, гладили, чуть сжимали, и Винсент стискивал зубы, чтобы не стонать. — Мне нравится это. Даже не так. Мне нравится понимать, что ты так реагируешь на меня.
Винсент не смог бы ответить, даже если бы от этого сейчас зависела его жизнь. Мир резко сузился до голоса Ады и её ласкающей ладони.
Это было удивительно.
Этого было чертовски мало и невыносимо много.
— Пожалуйста, — он мог только надеяться, что его голос не звучит беспомощно и жалобно. — Пожалуйста, мисс Ада, я вас прошу...
Слова не складывались в стройные фразы, путались, даже не дойдя до языка. Винсент сам не мог четко объяснить, чего он просил — чтобы Ада остановилась, или, наоборот, не останавливалась как можно дольше, или это была мольба о продолжении, или о пощаде, или что-то ещё, необъяснимое, необъяснённое.
Ада смотрела на него, и Винсенту казалось, что он попал в болото. В затягивающее болото, написанное маслом на дрожащем пламени светильника, где сам он был лишь пастелью, наброском для неведомого художника.
— Мисс Ада, — она наклонила голову. — В такой момент... Ты меня удивляешь.
Но руку убрала, не обращая внимания на разочарованный полустон-полувсхлип.
— Впрочем, если ты так просишь...
Она поднялась с пола лишь затем, чтобы в следующее мгновение почти оседлать Винсента, почти опуститься ему на бёдра. От невыносимого «почти» было едва ли не физически больно, но под её взглядом — болотным, опасным, — Винсент боялся даже двинуться.
— Разве могу я тебе отказать?
И даже самые бессвязные мысли рассыпались в пыль, в стеклянную крошку, в пустоту хаоса.
Ада сдержала своё обещание. Она брала его — горячая, влажная, тесная. Она двигала бедрами, выбирая какой-то странный, неравномерный ритм. Она держала его за руки, переплетая свои пальцы с его.
И она не прекращала смотреть ему в глаза. Винсенту казалось, что она даже не моргала, но…
Потом, всё потом. Разве можно думать — вообще, хоть о чём-то?
Он хотел коснуться её. Провести пальцами по шее, обвести ключицы, ощутить тонкую кожу груди. Но рука не поднималась и не повиновалась. Ада наклонилась вперёд и тихо, почти касаясь его рта, шепнула:
— Всё в порядке. В порядке, слышишь?
В порядке?
Винсент скосил глаза.
В порядке?
Тёмная, чешуйчатая лапа, начинающаяся от места соприкосновения двух запястий — это в порядке? А то, что одно из этих запястий — его, Винсента, собственное? А что он не чувствует ног? И что медленно и как-то участками теряет чувствительность спина?
Он открыл было рот, чтобы задать все напрашивающиеся вопросы, но Ада опередила его. Она не целовала — впивалась до боли, чуть ли не вцеплялась зубами, и Винсент не мог не понимать, что оторваться от этого он не может.
— Всё хорошо, всё так и должно быть... Ты ведь хочешь этого ничуть не меньше. Быть рядом. Всегда. Всё время. Чем-то большим, чем сейчас.
Ей не надо было даже говорить, чтобы Винсент слышал её голос.
— Тебе так не хватало моего общества, правда? Ты был готов на всё, чтобы оказаться рядом. Чтобы я была только с тобой. Ты ведь ревновал меня — на том приёме, когда я танцевала со всеми, кроме тебя?
Ей не надо было двигаться. Зачем — если тело уже одно, общее, и только разум ещё сопротивляется, но смысл в этом, если он всё равно уже слышит её мысли и почти думает ими, если даже собственной головы не осталось на месте — во всех смыслах.
— А теперь, когда ты добился своего, неужели ты не рад? Неужели ты больше не хочешь меня? Не думаешь обо мне? Зачем ты лжешь, Винсент?
Они синхронно повернулись к окну.
В тёмном ночном стекле из отражения щёлкнул челюстями огромный крокодил.

— И что ты с ним сделала?
Ада обернулась. Оз стоял в дверях, затянутый в свой обычный чёрный костюм, как скорпион в хитиновый панцирь. Напряжённый, не позволяющий себе расслабиться даже дома, он был готов к нападению в любой момент времени.
— Зажгла светильник.
Спящий Винсент выглядел испуганным. Оз глубоко вдохнул, прислушиваясь к запаху в комнате.
— И только?
Ада усмехнулась.
— Мне надо было, чтобы он немного расслабился. Он всё ещё не доверяет мне.
— Не доверяет? Не будь такой жесткой в оценке, он у тебя чуть ли не с рук ест!
— Но не настолько, чтобы положить в эти самые руки ключ от врат.
— Допустим, — Оз потёр переносицу. — Что ты жгла?
В окно стучала тонкая ветка. Винсент от этого звука морщился и дёргался, точно пытался освободиться от каких-то пут.
— Да много чего. Мирт, и васильки, и омелу... Десятка два растений в общей сложности.
Оз шагнул вперёд.
— Теперь ясно, чего Гилберт сюда не заходит... У него же аллергия на мирт, ну да ты знаешь. Вечно сознание теряет, когда рядом оказывается.
Ада взглянула на Винсента. Он не был похож на человека в обмороке, разве что этот обморок сопровождался видениями.
— Думаешь, у него тоже?
— Да вполне, — Оз наклонился над Винсентом и взглянул ему в лицо. — А он красив. Пожалуй, если бы ты не заметила его раньше, я бы с удовольствием занялся им сам.
В коридоре выразительно кашлянули. Оза это развеселило.
— Нет, ну только посмотри, Ада! Говорить ему всё ещё нельзя, но он всё равно находит способ сообщить мне, что недоволен.
Ада рассмеялась. В отношении Оза к Гилберту ногу мог сломать не то что черт, но кто угодно, включая самого Оза.
— В общем, я пошел. Прислать слуг?
— Сама разберусь.
Ада закрыла за Озом дверь и дважды повернула ключ.
Винсент всё время заставлял её менять планы и стратегии, путал ей все карты. Стоило только решить, что ситуация находится под контролем, что от желанной цели её отделяет всего лишь один шаг, как тут же происходило нечто, полностью ломающее предыдущие достижения.
Но Ада не могла не признать, что ей это нравилось.

@темы: Pandora Hearts, заметки графомана

---

Название: Мальчишка 618
Автор: Лорен Хансен
Фандом: Gravity Falls
Размер: миди, 4080 слов
Пейринг/Персонажи: human!Билл, Диппер, Гидеон, Пасифика, Мейбл
Категория: джен
Жанр: AU, драма, триллер
Рейтинг: R
Краткое содержание: Шестьсот восемнадцатый. Именно так написано на моей одежде, на двери комнаты, на скудной мебели и даже на этой тетради.
Примечание/Предупреждения:
-По заявке с инсайда: И еще одно AU. Диппер — ребенок с неограниченной регенерацией, абсолютно неубиваемый. Билл — врач-экспериментатор без малейшего представления об этике, ставит на Диппере эксперименты. Стокгольмский синдром на усмотрение, но крайне нужен плачущий Диппер и заботящийся о нем по-своему Билл, разумеется, регулярно пользующийся мальчишкой как способом снять сексуальное напряжение. Диппер старше 14, прошу, а то помладше будет совсем уж жутко.
— ООС некоторых персонажей.
— точка зрения автора на все происходящее в фике не обязана совпадать с точкой зрения персонажей.

Досье 618
Настоящее имя: Диппер Пайнс.
Уровень опасности: минимальный.
Способность: повышенная регенерация.
Куратор: доктор Билл Сайфер, уровень допуска А.
Место обнаружения: Гравити Фоллс, штат Орегон.
Место содержания: исследовательский центр 19, Гравити Фоллс, штат Орегон.
Условия содержания: стандартные.

11 февраля.
Доктор Билл велел мне записывать всё, что я думаю по поводу экспериментов.
Эксперимент 84
Сегодня я, как обычно, пришел в лабораторию в сопровождении помощника доктора Билла. Я всегда хожу с помощником, с его стражем и телохранителем в одном лице. Чаще всего это Гидеон. Невысокий, круглый, он почти всё время пребывает в лихорадочном возбуждении. Вытягивает шею и носит ботинки на толстой подошве, чтобы казаться выше. Ещё он любит говорить со мной и приходит ко мне по ночам. Доктор Билл разрешает ему. Гидеон — его любимый помощник. Ещё есть Джон, он очень высокий и добрый, Фред — немой, Ли нередко награждает меня подзатыльником, если я иду слишком медленно. Больше я никого не вижу. Только лаборатории, белые и жуткие. Доктора Билла и его помощников. Свою комнату, очень маленькую и тесную, здесь помещается только койка и шкафчик. Я живу здесь, если верить доктору Биллу, уже шесть лет. Через полгода мне будет девятнадцать. Так сказал доктор Билл. Я верю ему.
— Пошевеливайся, слышишь? Или ты не понял, Шестьсот восемнадцатый? — Я слишком долго думал перед тем, как войти в лабораторию. — Заходи. Доктор Билл тебя ждёт! — Он толкает меня. Не так сильно, как Ли.
Я зашел в лабораторию. Гидеон остался снаружи. Доктор Билл ждал меня внутри. На нём был костюм химической защиты. Закрытый комбинезон, прозрачная маска. В руках — флакон из матового пластика. Этикетка у него вызывающе белая. Буквы мелкие, муравьиные. Я не могу разобрать их. Свет верхних ламп больно бьёт по глазам. Доктор Билл вопросительно смотрит на меня, а я на него. Он совсем не похож на своих скучных помощников. Когда он не ставит новый эксперимент, он снимает с себя всякую униформу. Его можно принять за какого-то ученика или нерадивого помощника. Он любит яркие футболки — алые, синие, пёстрые. Но остальным запрещено так ходить. Помощники носят свои костюмы всегда, хоть им и можно выбирать цвета. Гидеон любит голубой. Джон — коричневый. Ли и Фред всегда в сером. У уборщиков форма зелёная. Она мешковатая и кажется мне неудобной. Такого же зелёного цвета стены в туалете при лаборатории. Меня одевают в похожие костюмы. Только белые. Никаких завязок и пуговиц, только нетугие резинки. Доктор Билл должен в любой момент иметь возможность подойти ко мне и проверить любой участок моего тела. Особенно часто он это делает между двумя экспериментами. Он не любит долго ждать. Но приходится. Доктор Билл часто говорит, что я — главное сокровище его медицинского центра. Что с моей помощью он помогает спасать сотни людей. Что моя регенерация позволяет делать со мной очень многое.
— Готов, Шестьсот восемнадцатый? — он подмигнул мне. Взмахнул флаконом. Мне очень интересно, что же там.
— Конечно, доктор. Что меня ждёт сегодня?
— Люизит. Знаешь, что это? — он улыбнулся. Меня пугают его улыбки. Они под стать этому месту. Острые, как его инструменты.
— Нет, доктор Билл.
Доктор наклонился ко мне и погладил меня по щеке. Перчатка была жестковатой, но мне понравилось. Ласка — редкое здесь явление, поэтому я всегда ловлю даже самые краткие её моменты. Иногда доктор Билл бывает ласков по ночам. Но не всегда. Он часто приходит ночью.
Я сел на кушетку. У её изголовья есть удобное место, где поверхность чуть ввалилась внутрь. Похоже на ямку, в которой сидеть немного мягче. Доктор Билл щёлкнул пальцами. Это наш с ним старый знак. Когда он делает так, я должен раздеться. Так ему будет удобнее наблюдать. Кофту и штаны я сложил в ногах кушетки. Доктор довольно кивнул. Убедился, что его костюм герметичен, поправил маску. Поднял флакон на уровень моей макушки и нажал на распылитель. Обрызгивал он меня быстро, но тщательно, сверху до самых босых пяток.
То, что доктор Билл назвал люизитом, на самом деле пахло геранью. Мне даже понравился этот запах и я вдохнул глубже. Всего доли секунды
— Сегодня тебя ждёт долгий день, Шестьсот восемнадцатый. А после — долгий отдых, — доктор Билл отошёл к своему столу. — Я буду наблюдать за тобой. Ты знаешь правила.
Я закашлялся. В глубине груди, там, где у меня находятся лёгкие, всё горело огнём.
— Да, — говорить мне было больно, но я чувствовал себя обязанным ответить доктору. — Да, — повторил я. А потом говорить уже не мог.
У меня слезились глаза. Я поднял руку, чтобы вытереть катящиеся слёзы. Думал, доктор сейчас одёрнет меня, но он молчал. Я потёр глаза пальцами. Боль была такая, точно в зрачок мне опять ткнули горящей спичкой. Одна из сотен капель боли. Я больше ничего не чувствовал.
Боль была повсюду, внутри и снаружи. Она нападала на глаза и раздирала кожу. Ползла под одеждой. Взрывалась с силой кипящего фосфора в лёгких. Любой вдох приводил к новому взрыву. Когда через нос перестал проходить воздух, я начал дышать ртом. Боль проникла в зубы и поселилась под языком. Глаза заплыли. Из них текли слёзы, смешиваясь с осевшими на лицо каплями люизита.
— Молодец, Шестьсот восемнадцатый, — я слышал голос доктора Билла. — Что бы только я без тебя делал?
Я не знаю. Мне было не до размышлений. Я не мог даже сидеть на своей любимой вмятине и сполз на пол. Лежал на спине – она болела меньше всего, потому что доктор Билл заливал меня только спереди. Кричать я тоже не мог. Мне казалось, что голова у меня превратилась в такой же очаг боли, как и остальное тело. Я не понимал, что происходит. Но сознания не терял довольно долго.
— Гидеон, — доктор Билл кричал. — Оделся и вошёл.
Мой взгляд в последний раз поймал режущий свет лампы. Кожа вздувалась пузырями и тут же лопалась, сочась сукровицей. Горло драло изнутри. Тоже пузырями, но кровавыми, болезненными. Я чувствовал кровь на вкус и запах, я не понимал, плачу я слезами или сосуды в глазах тоже полопались и стекают по щекам.
Дыхания не хватало. Даже когда с меня, замороженного, палочкой сбивали плоть, было не так плохо.
— Немедленно!
Не знаю, сколько времени это продолжалось. Я потерял сознание почти сразу после того, как дверь лаборатории хлопнула. Это было хорошо. Я радовался этому. Вместе с сознанием ушла и боль. Моё тело в очередной раз смогло противостоять опасности. Люизит опасен. Я знаю. Доктор Билл рассказал мне. Позже. Когда я уже был у себя в комнате. Маленькой. Тесной.
Здесь круглосуточно горят равнодушные слепящие лампы, а где-то за стеной непрестанно плачет скрипка. За скрипкой вступает виолончель, а за ней — рыдающий женский голос, и всё повторится сначала. Скрипка. Виолончель. Рыдания. Скрипка. Виолончель. Рыдания. На одной ноте. Умолкая только во время визитов доктора Билла.
Моё тело быстро восстанавливается. У меня повышенная регенерация, так сказал доктор Билл. Меня нельзя убить, сказал доктор Билл, и это очень полезно для науки. Но у меня нет имени. Только номер.
Шестьсот восемнадцатый.
Именно так написано на моей одежде, на двери комнаты, на скудной мебели и даже на этой тетради.
Значит ли это, что до меня у доктора Билла было шестьсот семнадцать человек? Приходил ли он к ним по ночам?

23 марта
Эксперимент 98
Доктор Билл дал мне листок с кратким отчетом о проведённом эксперименте. Я вклею его сюда, чтобы не забыть.
Отчёт 618-98-1
Сенсорная депривация.
Время проведения: 19 марта 20хх года.
Место проведения: исследовательский центр 19, Гравити Фоллс, штат Орегон.
Постановщик эксперимента: доктор Билл Сайфер.
Помощник экспериментатора: младший исследователь Гидеон Глифул.
Объект исследования: объект №618.
Оборудование: камера сенсорной депривации.
Физическое состояние объекта шестьсот восемнадцать удовлетворительное. Психологические тесты показывают низкий уровень тревожности. Галлюцинации отсутствуют. Поведение имеет оценку «крайне положительное». О сути предстоящего эксперимента предупреждён не был.
Погружение в камеру воспринял, как должное. Общее время пребывания в ней составило около двенадцати часов.
После открытия камеры около 21 минуты объект шестьсот восемнадцать не мог полностью контролировать свои движения. Он был усажен на кушетку, где долго плакал и выкрикивал несвязные обвинения в сторону доктора Сайфера. Диктофонная и стенографическая запись его речи хранится в архиве под номером 618-98-2.
На подошедшего к нему младшего исследователя Глифула отреагировал агрессивно, набросившись с дракой. Во время драки требовал у него вернуть дневник и Хижину. Разнять их удалось только при помощи вызванной доктором Сайфером охраны. Обвинения младшего исследователя Глифула записаны и имеют номер 618-98-3.
Охрана увела объект шестьсот восемнадцать в отведённый ему отсек. Результатам психологических тестов, которые объект шестьсот восемнадцать проходил после этого, присвоены номера от 618-98-4 до 618-98-19. Тестирование проводила исследователь отдела психологии, доктор Пасифика Нордвест.
19 марта 20хх. 19:05.
Доктор Билл Сайфер.

Вот так вот. В общем-то тут всё правду написали. Камеру (она больше бак напоминает, большой такой, и внутри вода плещется) я не боялся. Больше интересно было. Доктор Билл обещал, что будет не больно. Сказал, что ему интересно, как у меня психика после опытов будет себя вести. Тело, сказал он, восстанавливается у меня хорошо, а психику они ещё не проверяли. Но это он мне по секрету сказал ещё до эксперимента. А о том, что именно будут делать, не сказал. Только когда я камеру увидел, мне доктор Билл сказал, что я буду лежать там в тёплой воде. И всё. Больно не будет. Я радовался. Не люблю, когда больно, потому что восстанавливаться после — ещё больнее. А тут что — в воде полежать? Подумаешь, темно и тихо будет. Хотя я уже не помню, когда в последний раз было темно и тихо.
Лежал я там долго. Потом мне сказали, что я провёл в камере двенадцать часов. Это много, вот что я понял. Но не очень. Но следующий раз будут проводить гораздо позже. Им надо придумать, как бы это сделать так, чтобы я не понял, что со мной делают. Я такой вывод из разговора доктора Билла сделал. Но в этот другой раз они меня на несколько суток туда положат, чтобы точно знать, как всё происходит. А, может, и предупредят. Доктор Билл спорил с мисс Нордвест, как раз за моей дверью. Они думали, что я не слышу. А я всё слышал.
А в камере ничего не слышно. Там тихо, очень тихо. И страшно. Я сперва считал, хотел досчитать до миллиона, но уже на тысяче мысли путаться начали. Так вот.
А потом пришли они.
Галлюцинации, я имею в виду. Доктор Нордвест сказала потом доктору Биллу, что это моё подсознание придумывает разные штуки. Искривляет реальность, так она сказала. И ещё что-то о том, что мой мозг придумал себе двойника, потому что я не могу полностью реализовать себя в том, в чём хотелось бы. Например, мне веселиться в центре нельзя, да и не с кем.
— О чём задумался, Диппер? — мы сидели на поляне под деревом. В то время я ещё немного осознавал, что я вообще-то в этой камере плаваю.
-Да ни о чём, — я пожал плечами. — Ни о чём серьёзном, я хочу сказать.
Моя собеседница была очень похожа на меня. Её звали Мейбл, она была моей сестрой — это я откуда-то знал.
— Ну конечно, мистер Зануда, — Мейбл толкнула меня. — Уткнулся в свой дневник и ничего не замечаешь.
Дневник? Я перевёл взгляд на свои руки.
И в самом деле, у меня в руках была тетрадь — такая же, как эта, которую мне доктор Билл дал.
— А что я должен был заметить? Очередного твоего ухажера?
Мейбл нахмурилась. Травинки у неё в волосах покачнулись. Она придвинулась ко мне ближе, так, что мы соприкоснулись рукавами. Словно боялась, что нас кто-то подслушает. Смешная — на поляне ведь никого не было, кроме нас.
— Тут Билл, — и неудивительно, подумал я. Доктор ведь наблюдает за экспериментом.
— И что? Он просто смотрит на нас. Ничего плохого не происходит. Кто-то должен за нами смотреть, — кажется, Мейбл обиделась. Она сморщила нос.
— Дурак.
Ну почему сразу дурак? Я ведь ей правду сказал.
— А что Биллу от нас надо, ты не подумал? — она уже шептала мне в самое ухо. — Ну, то есть, он же никогда просто так не приходит.
А девочка осведомлённая, решил я.
-Тоже верно, — я сел поудобней и уже тоже шептал ей. Солнце в небе было забавное, треугольное. — А вдруг это какой-то эксперимент?
— Дурак! — Мейбл несильно толкнула меня в плечо. — Какой эксперимент, это всё Гидеон! -Думаю, где-то здесь я и потерял, что из происходящего иллюзия, а что — правда.
— Гидеон? — Память подвела меня. Младшего исследователя Гидеона я уже не мог вспомнить, зато на его место пришёл мальчишка, пытающийся забрать мою сестру и мой дом. — Он же в тюрьме.
Доктор Билл потом сказал, что я обвинял Гидеона в воровстве. И в том, что он сбежал из тюрьмы. И в том, что он вызвал Билла. Билл — это демона я так называл, объяснил доктор. Ему это казалось очень весёлым.
— Как будто ему это может помешать, — Мейбл всплеснула руками, ударив меня по носу. Случайно, конечно. Удар я чувствовал, словно он настоящим был.
— Действительно, — пробормотал я, щурясь.— Гидеон — хитрый парень. Он много может.
А ведь я верил в то, что говорил.
— Конечно, — абсолютно серьёзно заверила меня Мейбл. — Он может. И Билл здесь. — Она сорвала ещё одну травинку и прокрутила её между пальцев. — А ты не замечаешь. Ты вообще как не здесь находишься, Диппер.
— Я здесь, — для того, чтобы подтвердить свои слова, я встал. — Мистические обнимашки? — Что за мистические обнимашки? Что я вообще нёс?
— Обнимашки. — Мейбл тоже встала.
И в тот момент, когда мы обнялись, солнце вдруг взорвалось. Камеру открыли.

28 марта
Меня зовут Мейбл. Мейбл Пайнс, если быть совсем точной. Меня зовут Мейбл Пайнс. Мне двенадцать лет. У меня есть брат. Его зовут Диппер и он пропал. Он оставил мне свой дневник. Только этот дневник — странный. Здесь Диппер не говорит своего имени, а только номер. Шестьсот восемнадцать, если быть точной. Диппер иногда очень странный.Но я всё равно люблю его, очень. И поэтому я прочитала его дневник. Он будет сердиться, если узнает! Но я буду писать здесь. Потому что раньше меня не было. Только в его галлюцинациях. Наверное, он сошел с ума. Я — не галлюцинация. Мы ведь близнецы. Мистические близнецы! Здорово иметь мистического близнеца. Диппер мистический, жуть! В Гравити Фоллс, где мы живём, по-другому нельзя. Здесь ведь даже демон есть! Только Диппер называет его доктором Биллом. Странный! Какой Билл доктор? А вот Гидеон — его помощник, правда. Только он не исследователь. Он мошенник. Как наш дядя, только дядя хороший, а Гидеон — нет. Потому что Гидеон вызвал Билла и они пытались забрать нашу Хижину. Хорошо, что его арестовали, правда? Интересно, почему Диппер запер меня в нашей комнате, а сам вышел? Готовит вечеринку? Тьфу ты, глупости! Диппер не умеет делать вечеринки. Он зануда, и влюблен в Венди, но всё равно самый-самый лучший! У меня хороший брат. Я люблю его.А Диппер любит меня. Только он не писал обо мне в дневнике. Я узнаю, почему. Может, он просто придумывает страшную историю? Он любит такие вещи, про эксперименты. С отчётами, с результатами. Даже странно, что их тут так мало! Теперь понятно, почему он от меня этот дневник прятал — чтобы я не прочитала! Ну ничего! Я ему всё расскажу!
Что здесь происходит? Что я написал? Меня зовут объект шестьсот восемнадцать, так-то! И никак иначе меня звать не могут, ведь правда? Это было бы странно. Я — шестьсот восенадцатый. Самый ценный экспонат доктора Билла. Он сам так сказал. Он доктор. Он не демон. Какой он демон? Подумаешь, любит носить яркие футболки со своим цилиндром. Так ведь в лаборатории он всегда собран и сосредоточен. И он добр ко мне. И никакая я не Мейбл. Тем более не Пайнс. Что за глупая фамилия. Я мальчик. Шестьсот восемнадцатый, если быть точным. Доктор Нордвест говорит, что я слишком быстро регрессирую. Что они вообще не ждали такого итога. Что доктору Биллу придется скоро избавиться от меня, если я не перестану. Что я схожу с ума. Но это неправда, неправда! Доктор Билл не бросит меня, он любит меня, он ходит ко мне по ночам. Он не посмеет бросить меня. Я самый ценный. Я не схожу с ума. Я хороший. Я шестьсот восемнадцатый. У меня идеальное поведение. И очень быстрая регенерация. Правда-правда. Я больше никогда не буду грубить Гидеону. Я не хотел. Я хороший. Доктор Билл был сердит. Я не люблю, когда он сердится. Он тогда не гладит меня по голове.
Диппер, ты и правда сумасшедший! Какой доктор? Какой из Билла доктор? Он же демон, дурак!А Пасифика? Нет, хорошо, я готова поверить, что она может стать доктором. Но, Диппер, ей же двенадцать лет! Как тебе и мне! Ты разыгрываешь меня, да? Ты решил, что я помогаю тебе писать твою глупую историю. Я поняла! Но почему ты постоянно оставляешь меня одну? И почему твоя половина комнаты так завалена книгами, словно её вообще нет? Диппер, мне надоели твои шуточки!
Нет, нет, нет! Ничего не происходит! Я не схожу с ума. Я шестьсот восемнадцатый. Я хороший. Я не схожу с ума.У меня быстрая регенерация. С моей помощью испытывают разные средства, которые могут быть вредными. Или полезными. Моё тело умеет быстро восстанавливаться. Я — шестьсот восемнадцатый. Просто шестьсот восемнадцатый. Я не пишу страшилку. Я пишу дневник, потому что так приказал доктор Билл. Доктора Билла надо слушаться. Тогда он будет баловать меня.Я люблю, когда он приносит мне сладкое. Он делает это редко. Мне нельзя есть сладкое. На мне часто испытывают лекарства. Я хорошо пройду тесты у доктора Нордвест. Я не сумасшедший. Я шестьсот восемнадцатый. Понятно? Это написано на моих вещах, на комнате, на мебели. Даже на этой тетради.Нет никакой Мейбл Пайнс. Нет никакой Мейбл Пайнс.Нет никакой Мейбл Пайнс.Нет никакой Мейбл Пайнс.Нет никакой Мейбл Пайнс.Нет никакой Мейбл Пайнс.Нет никакой Мейбл Пайнс.Нет никакой Мейбл Пайнс. Я лягу спать и её не будет. Утром всё пройдёт.

29 марта
Сегодня ко мне приходил доктор Билл. Моё безумие немножко отступило. Я рассказал ему об этом. Я обо всём рассказываю доктору Биллу.
— Не думай об этом, — сказал он мне. — Доктор Нордвест сказала, что это нормальное явление после того эксперимента.
Но доктор Нордвест говорила ему совсем другое, я слышал; почему доктор Билл лжёт мне?
— Конечно, доктор Билл, — я смотрел на его ботинки. — Всё будет хорошо?
— Ну разумеется, шестьсот восемнадцатый! Немного времени пройдёт и ты обязательно станешь таким, как раньше. Просто психика — инструмент гораздо тоньше, чем тело, вот тебе и надо больше времени, чтобы восстановиться.
Его чёрные ботинки блестят в свете яркой лампы.
— Хорошо, доктор Билл, я верю вам.
— Ещё бы. Ты ведёшь дневник?
— Да, доктор.
— Это хорошо, — он посмотрел на подушку. Я прячу дневник под подушку. — Через год я возьму его у тебя. Сведу твои записи в отчёт. Личные свидетельства всегда более ценные.
— Только через год?
— Раньше нельзя. Ты не будешь мне доверять, — мне показалось, что его улыбка крайне неприятная; но ведь доктор Билл всегда был добр ко мне?— А через год все твои сегодняшние невзгоды покажутся пустяком, понимаешь? А вот записи про эксперименты всё ещё будут ценными.
— Понятно, доктор Билл, — я всё ещё не мог оторвать глаз от его обуви.
— Это хорошо, — он был удовлетворён. — Пока что экспериментов не предвидится. Будешь отдыхать.
Диппер, почему ты с ним говоришь? Что он делает в нашей комнате, Диппер?Диппер, куда ты ушел? Ты оставил меня с Биллом! Ну, братец, я тебе покажу! Почему Билл гладит меня по голове? Что тут происходит?! Вернёшься, всё узнаешь, что я об этом думаю! Ты безответвственный, Диппер! Диппер, мне страшно, очень! Вернись, Диппер, слышишь? Не бросай меня с Биллом. Мне страшно, Диппер. Билл страшный. Наша комната тесная. Я чувствую, что что-то не так, но я не могу понять, что именно. Когда я в последний раз выходила отсюда? Когда мы выходили отсюда? Скоро день города, слышишь? Будет ярмарка. Яблоки в карамели. Мы уйдем, хорошо? Пойдём на ярмарку. Там будет и Пасифика. Не доктор, наша Пасифика. Она не очень плохая, правда?
Усилием воли я загнал своё безумие внутрь.
— Это хорошо, доктор, — я начал лгать доктору Биллу; не к добру, не к добру...
— Ты что-нибудь хочешь? — он встал. — Проси, не стесняйся.
— Я... — я запнулся. Чего я хотел? -Яблоки в карамели, доктор Билл.
— Яблоки в карамели? — он удивлённо вздёрнул бровь. — Хорошо, будут яблоки в карамели. — Я думал, что он слышит, как мечется моё сердце. Оно ведь было такое... громкое, шумное, грохочущее. — Не думал, что ты их любишь.
Я и не люблю. Но их хочет моё безумие Может, после этого она успокоится?
Я? Их любим мы, Диппер! Но ты всё равно не купишь меня яблоками в карамели, слышишь? Почему ты постоянно уходишь, а, стоит мне захотеть что-то сказать, возвращаешься? Почему ты не разрешаешь мне говорить с Биллом? Почему ты просишь у него яблоки в карамели? Ты сошел с ума, Диппер. Идём, надо погулять. Венди зовёт тебя погулять. Ты же хочешь побыть с Венди?
Уйди, уйди, уйди, молю тебя, уйди, замолчи, Мейбл, молю!
Ты не звал меня по имени. Давно. Диппер, что происходит. Я хочу знать. Билл поможет нам? Если я помолчу, это поможет? Что происходит, Диппер? Мне страшно...
— Я... — я не хотел говорить ему про безумие. — Просто я читал о них.
Не такая-то уж и ложь.
— Читал? -Доктор Билл нахмурился. Но ведь я правда о них читал! Только когда?
— У доктора Нордвест на столике лежит кулинарная книга, — сходу припомнил я хоть какую-то правду. — Я однажды полистал её. Без разрешения.
Доктор Билл мне поверил. Я надеюсь на это.

30 марта
Наверное, мы сошли с ума оба. Пасифика повзрослела. Пасифика теперь и правда доктор. Психолог, вот как! Это было бы очень круто, если бы не было так страшно. А ещё — и я не могу понять, как мне к этому относиться, — нас тут трое. А тело — одно.
Ты в порядке, Мейбл?
Заткнитесь, вы оба!
Вот так вот. Я, Диппер и тот, кто называет себя «объект шестьсот восемнадцать». Он не любит нас и боится. А ещё его к нам тянет, хоть он и противится этому. Мне очень сложно принять, что объект шестьсот восемнадцать и Диппер долго были одним. Что Диппер — это и есть объект шестьсот восемнадцать.А кто тогда я? Что делаю здесь, в их разуме, я? Меня зовут Мейбл и мне двенадцать лет, и у меня есть брат Диппер, которому тоже двенадцать. Но Шестьсот восемнадцатому почти девятнадцать. И мы не в Гравити Фоллс. И в нашей комнате половина Диппера не заполнена бумагами, потому что её просто нет. И Билл Сайфер — доктор, а не демон. Шестьсот восемнадцатый любит его и доверяет ему. Но не мы с Диппером. Он ставил на нас опыты. Нас три и одно. Но сегодня говорить буду я.
— Меня зовут Мейбл Пайнс. Мне двенадцать лет. У меня есть подруга Пасифика. Верней, она не считает себя моей подругой, но я-то знаю. И ещё у меня есть брат, Диппер. Он мой близнец.
— Вот как? — Пасифика нахмурилась. Она красивая, и гораздо старше Шестьсот восемнадцатого.
— Да, — мне было страшно, так страшно...
— Почему ты мне лжёшь? Ты — объект шестьсот восемнадцать. С тобой работает доктор Билл Сайфер, — она не верила мне; или верила, но не могла показать?
— Ну, да, — я махнула рукой; слишком чужой рукой. — Но это правда, Пасифика!
— Доктор Нордвест. Ты должен называть меня «доктор Нордвест», Шестьсот восемнадцатый. Забыл правила?
Я говорил вам, что она вам не поверит! Я говорил, дураки вы эдакие! Нет никакой Хижины Тайн, есть только исследовательский центр 19 в Гравити Фоллс, дураки, дураки, дураки, неужели уже где-то ждёт своего часа объект шестьсот девятнадцать и доктор Билл займёся им, неужели доктор Билл бросит меня, я сошел с ума, я сошел с ума, я сошел с ума...
— Ты безнадежен, Шестьсот восемнадцатый.
Пасифика не поверила мне. Пасифика, милая, дорогая моя подруга, моя дорогая Пасифика, почему ты не веришь мне? Это я, Мейбл. У меня свитер со звёздочкой, помнишь? Кто эти люди, Пасифика? Помнишь, я победила тебя в мини-гольф, тогда, ночью? И мы были на той крутой вечеринке у твоей семьи дома, помнишь? Эй, Пасифика! Диппер, мне страшно. Диппер, мы должны спастись. Почему у меня нет абордажного крюка? Он бы нам не помог. Я знаю, Диппер. Но... уверенность. Мне так нужна уверенность. Я хочу, чтобы всё стало, как раньше.
Знаю, Мейбл. Но мы никуда не денемся. Тебе не больно? Мне — очень. Нас толкнули в нашу комнатенку, в этот отсек. Он пронумерован. Шестьсот восемнадцать, я запомнил. Мы упали и ударились спиной об угол шкафчика. Скоро всё пройдёт, но это больно, Мейбл. Я люблю тебя, сестрёнка. И мне тоже страшно.
Я сошел с ума. Ещё чуть-чуть — и всё закончится. Но я успею написать, успею, успею, успею!
Я — объект номер шестьсот восемнадцать. Я сошел с ума. Доктор Билл, я — только объект шестьсот восемнадцать, хорошо? А вы — доктор, не демон. Я знаю это и всегда знал. Доктор Билл, ближе вас у меня никого нет. Вы хорошо ко мне относились, доктор Билл. Спасибо вам.
Я — объект шестьсот восемнадцать.
Я — объект шестьсот восемнадцать.
Я — объект шестьсот восемнадцать.
Я — объект шестьсот восемнадцать.
Я — объект шестьсот восемнадцать.
Я — объект шес----

Доктору Биллу Сайферу, исследовательский центр 19, Гравити Фоллс.
Спешу вам сообщить о возникшей проблеме. Объект шестьсот восемнадцатый после перенесённого опыта сенсорной депривации, как я уже сообщала ранее, получил некоторые нарушения психики.
К нашему огромному сожалению, данные нарушения, выраженные, в первую очередь, его асоциальным поведением по отношению к младшему исследователю Глифулу, а также начавшимся раздвоением личности, что наблюдается в его дневниковых записях, также привели к частичному разрушению медикаментозной амнезии, которая поддерживалась со дня его поступления в центр.
Одна из его субличностей — Мейбл Пайнс, его сестра-близняшка. Очевидно, в последнее время именно она и контролирует поведение объекта шестьсот восемнадцатого. Её поведение соответствует поведению Мейбл Пайнс в тот период времени, когда объект шестьсот восемнадцатый видел её в последний раз.
Характерно также разделение личностей Диппера Пайнса и объекта шестьсот восемнадцатого.
Дальнейшие исследования с участием данного объекта не представляются целесообразными.
Доктор Пасифика Нордвест, психологический отдел исследовательского центра 19, Гравити Фоллс.

Объект шестьсот восемнадцать ликвидировать. Он стал бесполезен.
Доктор Билл Сайфер, исследовательский центр 19.

@темы: заметки графомана, Gravity Falls