Название: Правила поведения в Гравити Фолз
Автор: Лорен Хансен, Koizumi-san, RobinGoodFellow
Фандом: Gravity Falls
Форма: сет вредных советов
Пейринг/Персонажи: Сус, Венди, Стэн, Диппер, Гидеон, Стэнфорд, Пасифика, Мейбл, Робби
Категория: джен
Рейтинг: G
Размер: 9 штук, 306 слова

Когда вам друзья подарят
Исполнение желанья,
Посмотрите на их лица,
Все в болоте и песке,
И используйте подарок,
Чтобы смыть с них всё болото -
Вы ведь очень не хотите
Видеть грязных близнецов.


Заниматься надо в жизни
Самым лучшим пустяком.
Надо только убедить всех,
Что полезней дела нет.
И тогда не помешают
Вам Сус, Диппер или Стэн,
Притворяться на работе
Самым ценным продавцом.


Чтобы выгнать из карманов
У туристов много денег,
Надо в странные костюмы
Всех сотрудников одеть.
Деньги очень любопытны
И полезут удивляться.
Тут вам только остаётся
Их забрать себе в карман.


Если вдруг дневник нашли вы,
Не спешите признаваться.
Погодите - вдруг случайно
Встретите вы ФБР.
Те следить за вами будут,
Что бы вы ни натворили,
И родители не станут
Беспокоиться за вас.


Если ты пришёл к знакомым,
Поищи у них ты сейф.
Позови на помощь Билла,
И добудь скорей ключи.
Сможешь Хижину ты скоро
Отобрать у этих Пайнсов
И никто уж не посмеет
Говорить "Эй, пустозвон".


Заведи себе тетрадку
И пиши в ней постоянно,
Кто по городу гуляет,
Кто в лесу у вас живёт,
Кто летает треугольный
У тебя над головой.
И тогда ты очень скоро
Пропадёшь на много лет.

Если ты Нордвестов дочка,
То терпи и улыбайся,
Ври и слушай колокольчик,
Что зовет тебя к отцу.
Если сможешь удержаться,
Всем однажды дверь откроешь,
"Диппер, - скажешь, - а давай-ка
Мы запачкаем ковёр!"

Родился Нордвестом - терпи
Всю знать, и ложь и звон
И слушай папеньку, когда
Звоночек он достал
Зато потом когда-нибудь
Откроешь двери всем
И скажешь: Диппер, а давай
Испачкаем ковёр!


Кто не слопал улыбашек
Десятнадцать штук за раз,
Адекватным человеком тот считается пока.
Не летит на Аошиме
Над взволнованной толпой,
Не лежит на половицах,
Весь заляпанный слюной.


Если ты решишь с мальчишкой
Вдруг подраться за честь дамы,
И при этом всём уверен -
Он не сможет сдачи дать,
Смело вызывай на драку
Часа в три так пополудни,
Только стоит убедиться,
Что он выключил игру.


Если ты не знаешь, кто ты
И отмечен странным знаком,
Загляни в карман к фандому -
Там теорию найдут.

Название: О буднях Гравити Фоллс
Автор: Лорен Хансен
Фандом: Gravity Falls
Форма: пирашки
Пейринг/Персонажи: Диппер, Мейбл, Билл, Венди, Стэнфорд, Стэнли, Алекс Хирш
Категория: джен, гет, слэш
Рейтинг: R
Размер: 11 штук
Примечание/Предупреждения:
- немного нецензурной лексики
- инцест и другие мелочи жизни

из мозга диппера как пуля
билл вылетел зелёный весь
ну ладно трахался с сестрою
а мне-то нахуй показал

в портале стэнфорд видел много
чудовищ ужасов чудес
но испугался лишь в фандоме
тут каждый первый пидорас

однажды фиддлфорд и стэнфорд
внизу построили портал
и ебанулись сразу трое
и только биллу хорошо

у перевёртыша в запасе
есть много лиц имен идей
но самый страшный его облик
то крюком дрочащая мейбл

вы принесите сперва жертву
хоть каплю крови и мозги
эй билл ты охуел совсем уж
ну ладно нарисуйте круг

вот стэнли посмотрел на город
там йети призрак и маньяк
ебут трёх гномов и русала
для магазина в самый раз

а венди трахалася с робби
и с биллом и ещё вот с тем
но всё же дипперу не дала
сорока что ещё сказать

вот можно спереди и сзади
втроём и книзу головой
ты положи дневник сейчас же
я тут порнушку рисовал

вокруг текут кровищи лужи
и с крыш развешаны кишки
но ничего не происходит
лишь билла гидеон позвал

для просвещения подростков
нужны цветочки и мозги
но вот пример наглядный лучше
прадяди трахайтесь уже

скажите алекс вы ведь в курсе
что вы бля всё ещё дисней
хирш улыбается невинно
фандом готовится рыдать

@темы: заметки графомана, Gravity Falls

---

Название: Спектакль одного зрителя
Автор: Лорен Хансен
Фандом: Gravity Falls
Размер: мини, 2016 слов
Пейринг/Персонажи: Билл/Диппер, Мейбл
Категория: слэш
Жанр: PWP
Рейтинг: NC-17 (kink)
Краткое содержание: Она чувствовала себя распущенной, развратной, но не могла не признаться себе в том, что это зрелище ей... нравилось.
Примечание/Предупреждения:
— посвящается сокоманднику lieken
— кинки: вуайеризм, мастурбация, секс в присутствии наблюдателя
— все персонажи являются совершеннолетними
— возможен ООС

… Если её кто-нибудь увидит....
Диппер стоял, опираясь на комод ладонями. Мейбл со своего места могла видеть, как прогибается его спина под ладонями Билла. Слышала, как он хрипло вскрикивает в ответ на каждый толчок Билла и его рваное дыхание. Билл тихо шептал что-то, чего Мейбл не могла слышать, но Дипперу это нравилось, и он только плотней зажмуривался и просил ещё, глубже, сильней, и не останавливайся, только не останавливайся, слышишь!
Она чувствовала себя распущенной, развратной, но не могла не признаться себе в том, что это зрелище ей... нравилось. Случайно подсмотренное в неплотно закрытую дверь, такое, что не оторваться, не отойти, не убежать, покраснев, как полагалось бы любой приличной девочке.
Диппер убрал было руку со своего места, чтобы скользнуть ею вниз, к члену, но Билл оскалился и толкнулся сильней, заставляя его вернуть руку комод, чтобы ухватиться. Он провёл пальцами по бедру Диппера спереди, заставляя его жалобно вздохнуть, а затем — по самому низа живота, почти касаясь напряжённого члена, но — Мейбл видела — намеренно не задевая его. Диппер хрипло выругался и двинул бёдрами, стараясь задеть его руку, но Билл только посмеивался, не прекращая ни дразнить Диппера невыносимой близостью своих пальцев, ни медленно, размеренно толкаться в его зад. Он наслаждался беспомощностью Диппера.
Так же, как и сама Мейбл. Она облизала губы и прижалась к дверному косяку ещё плотнее, не желая пропустить ни секунды этого невероятного зрелища. Только сегодня, только сейчас и только для неё, уникальное, удивительное гей-порно, спешите — больше не повторится!
Вообще-то она всегда была уверена, что Дипперу нравятся девочки, но видеть его в таком положении.... Да, Мейбл нравилось.
Наконец Билл сжалился. Его пальцы коснулись ствола члена — Диппер застонал, громко и совершенно бесстыдно, — мягко погладили его, потёрли блестящую от смазки головку.... Дипперу было нужно совсем чуть-чуть, чтобы вскрикнуть-всхлипнуть, кончая на его руку. Билл поднёс испачканную его спермой руку к лицу.
Он смотрел прямо на Мейбл.
Не в её сторону — именно на неё, и он хищно улыбался, демонстративно слизывая с пальцев белёсые потёки и глядя ей в глаза.
Мейбл зажала ладонью рот и отступила назад. Уже возле лестницы она развернулась и помчалась к себе в комнату, где и рухнула на кровать.
Ей было стыдно, и лицо горело, а между ног было влажно и Мейбл, закусив губу, задрала ночнушку и прижала пальцы к клитору. Перед закрытыми глазами — Билл, трахающий Диппера, и брат, требующий ещё, и приоткрытые двери, и пальцев на клиторе уже так мало. Мейбл вцепилась зубами в губу, чтобы не стонать, и скользнула двумя пальцами во влагалище.
Она кончила, вспоминая, как Билл смотрел на неё, облизывая руку.

Утром за завтраком она старалась не смотреть на Диппера.
— Ты в порядке?
— В полном.
Мейбл стряхнула его руку со своей и демонстративно потянулась за молоком.
— Ты стонал ночью. Плохо было?
Теперь очередь Диппера краснеть. Мейбл размешивала хлопья в своей миске и с удовольствием наблюдала, как у него на щеках проступают красные, как ягоды клубники, пятна.
— Мокрый сон, — наконец выговаривает он. — Ну, знаешь.... Бывает такое....
Она кивнула.
— Да. У меня тоже. Ты молоко вообще будешь или я могу выпить всё?

Она сидела на траве и смотрела, как Диппер носится за утащившим его бесценные записи Пухлей. Футболка с растянутым воротом с него постоянно сползала, и Мейбл то и дело замечала, как мелькало у него на ключицах алое пятно, наверняка оставленное Биллом.
Она невольно облизала губы и попыталась вернуться к лежащему у неё на коленях журнальчику. Какая-то дурацкая статья о любви, и так любимый ею простенький и в меру бессмысленный тестик, но взгляд Мейбл сминал строчки, не замечая ни слова. А зачем, если можно прикрыть веки и опять представить себе увиденное вчера? И пусть это неправильно, и грязно, и просто позор — причём и для неё, и для Диппера, — но невероятно притягательно.
Мейбл как-то смотрела вместе с подружкой гей-порно. На экране это казалось смешным и немного нелепым, в самый раз под большую миску попкорна и шуточки. Диппер с Биллом не выглядели смешно. Красиво, притягательно, возбуждающе, назови что хочешь, но не смешно.
— Понравилось, Звёздочка?
Мейбл повернула голову и взглянула на Билла. Он висел над её левым плечом, гораздо меньше обычного. Она посмотрела направо.
— По законам фильмов справа должен сидеть ангел, который будет убеждать меня, что я отвечу «да» и попаду в бездны ада. Ангела нет. Понравилось. Человеком ты неплох.
Билл улыбнулся и снял цилиндр, раскланиваясь. Актёр после особо удачного спектакля, ни дать ни взять!
— Теперь ты будешь меня шантажировать?
Он возмутился. Покраснел — в прямом смысле, стал алым, как.... Как.... Как возмущённый Билл, в общем.
— Какого ты ужасающе неправильного мнения обо мне, Звёздочка! У меня есть предложение получше.
— Ну например?
Он подлетел ближе к её уху, почти садясь на свисающую серёжку.
— Хочешь посмотреть официально, м? Не прячась у двери, как мелкая воришка, нет — всё серьёзно, чин-по-чину, твоё любимое мягкое кресло, которое у него под окном, великолепный обзор на кровать, возможность получить автограф или что там требуют у звёзд подобного рода?
Мейбл задумалась. Предложение было заманчивым, но в нём было столько неправильного, неприличного, что вчерашнее приключение не шло ни в какое сравнение.
Билл принял её задумчивость за нерешительность.
— Помочь определиться, Звёздочка? Как там дела под юбкой?
Она оглянулась. Диппера не было видно — должно быть, убежал куда-то за дом, или куда там может сбежать Пухля с его драгоценными записями. И вообще никого не было. Потому они и пришли на эту полянку, что тут было тихо и спокойно.
Ключевое слово — было.
Билла она не стеснялась. Он был для неё не человеком, да и ночью она определённо видела слишком много, и его предложение.... В общем, с ним было гораздо проще, чем утром с Диппером. Ни стыда, ни, как говорится, совести.
Мейбл немного приподняла юбку — так, чтобы её потом можно было опустить и ничего не было, понятно? — сдвинула в сторону полоску белья и провела пальцами по влажным складкам влагалища.
Да, её определённо заинтересовало предложение Билла.
— Ну что, Звёздочка?
Она поправила одежду и ещё раз посмотрела направо. Ангела не было. Не было вообще ничего, что могло бы заставить Мейбл хоть на секунду задуматься о каком-либо ином ответе.
А ведь ей определённо понравилась эта идея.
— Когда?
— Часов в одиннадцать.
Бывают коты без улыбок и улыбки без котов, а ещё бывают демоны без глаза и глаза без демонов. Билл исчез медленно, по частям, и совершенно беззвучно.
— Фух, еле догнал!
Диппер плюхнулся на траву рядом с ней и довольно взмахнул блокнотом. Мейбл взглянула на свои блестящие от собственной смазки пальцы и, не задумываясь, облизала их.
— Не грызи ногти, сколько тебе говорить.
Мейбл опустила руки и расправила складки юбки. Ни дать ни взять — милая примерная девочка, хоть в пансионат в качестве идеального примера отдавай.
— Не буду.

Мейбл мялась у двери. Было уже начало двенадцатого, а она никак не могла решиться войти. Билл её позвал, да. Но знал ли об этом Диппер и, если знал, то как он к этому отнёсся, и не обманул ли её Билл....
Голова от рассуждений просто ощутимо пухла.
— Подожди! — Билл за дверью явно был недоволен. — Мы ждём гостью.
Это было лучшим приглашением, которое только можно было себе представить. Мейбл набрала в лёгкие воздуха и вошла, не стучась.
— Гостью? — Диппер повернулся на звук шагов. — Мейбл? А ты тут что делаешь?
Они оба были уже в одних только штанах, ремень Билла был расстёгнут, а Диппер покрывался таким ярким румянцем, какого Мейбл ещё ни разу не видела.
Они с Биллом заговорили одновременно.
— Меня он пригласил.
— Её позвал я.
Он указал Мейбл взглядом на кресло, толкнул Диппера на кровать, вынуждая его сесть, и провёл рукой по его груди.
— Я же знаю, что ты хочешь этого....
— Я, — Диппер задохнулся, когда Билл сжал пальцами его сосок, — Я никогда не хотел сестру!
— Я знаю, — Билл почти мурчал. Мейбл сглотнула. Ей это нравилось, это было смущающе, и Диппер был смущён, но беспрекословно поддавался прикосновениям Билла и позволял ему делать с собой всё, что угодно. — Но ты бы хотел, чтобы она смотрела. Правда? Признавайся?
Он провёл ладонью по его животу, к джинсам. Прикоснулся к пуговице, поворачивая её вокруг ножки. Диппер подался бёдрами вперёд, к его ладони.
— Д-да....
Его лицо пылало, но Билл уже привычными движениями расстегнул джинсы и коснулся его возбуждённого члена сквозь тонкую ткань трусов. Если бы не румянец Диппера, можно было бы подумать, что они и не знают о присутствии Мейбл. Но они знали, и это будоражило кровь.
Было круто. Мейбл подумала, что этот день надо будет отметить в календаре — во всех календарях мира! — и подписать: «Было круто!».
Диппер позволил себя раздеть. Даже не позволил — он требовал этого всем телом, движениями под руками Билла, срывающимся голосом, даже подрагиванием ресниц. Мейбл жадно вдохнула, глядя, как Билл опустилсяя на колени у кровати и принялся дразнить Диппера, кончиком языка то едва касаясь головки, то обводя выступившие венки. Она сглотнула и, наплевав на всё, скользнула ладонью под собственное бельё.
В конце концов, они все пришли сюда получить удовольствие, разве нет?
Билл стоял на коленях, и Мейбл видела, как он вбирает в себя член Диппера. Он жадный, почти давится, насаживается на него ртом, пока Диппер комкает покрывало в руках. Мейбл и сама не заметила, что она водит пальцем вокруг клитора с тем же ритмом, в котором двигается в паху Диппера голова Билла.
— Пожалуйста, — голос у Диппера совсем другой, чем обычно, такой же, как вчера — немного хриплый, взрослый. — Пожалуйста, остановись, господи, все демоны ада, просто никогда не останавливайся, слышишь?!
Билл услышал. Он выпустил изо рта член Диппера, не забыв напоследок обвести головку языком и выпрямился.
— Где смазка? Поищи, пока я разденусь.
— Конечно.
Смазка была в тумбочке при кровати — Диппер, разве ты не должен там хранить свои записи? Впрочем, так веселее. Диппер достал тюбик и теперь сидел, глядя на то, как Билл медленно — демонстративно, он всегда так делает? — раздевался. Мейбл не могла не признать — там было, на что посмотреть.
Билл небрежно отбросил одежду в угол и растянулся на кровати, закинув руки за голову.
— Будешь вести, понял?
Диппер бросил взгляд на Мейбл — впервые с того момента, как она сюда вошла, — и улыбнулся ей.
Он понял.
— Хорошо.
— Подготовишь себя сам, м? Я хочу посмотреть.
Диппер кивнул и послушно открутил крышку тюбика. Выдавил на пальцы немного прозрачного геля, — Мейбл даже прекратила ублажать себя, — и приставил пальцы к анусу. Слегка растёр смазку, а затем скользнул внутрь.
Мейбл прикусила губу. Смотреть, как Диппер насаживается на собственные пальцы — так же демонстративно, как Билл раздевался, — ей нравилось, нравилось вопреки всякой логике. Она провела кончиком пальца по клитору и застонала — лёгкое прикосновение неожиданно отдалось во всём теле.
— Хватит!
Билл почти рычал. Диппер кивнул, убрал руку и сел на бёдра Билла. Приподнялся, перехватил рукой его член, и направил его в себя. Мейбл задохнулась от вида того, как член Билла растягивал зад Диппера и, не отставая от него, скользнула пальцами в истекающее смазкой влагалище.
Диппер двигался, стараясь насадиться на член Билла глубже, принять его полностью. Билл хищно вцеплялся пальцами в его бёдра, не столько регулируя, сколько направляя его. Мейбл вцепилась зубами в запястье. Её пальцы двигались всё быстрей, низ живота горел и она смотрела на Билла с Диппером, не отрываясь, она двигалась с ними в одном темпе, и ей это нравилось, чертовски нравилось.
Билл перехватил её взгляд и кивнул. Это короткое движение словно стал спусковым крючком для того, чтобы тело изогнулось в оргазме, а из горла вырвался короткий, заглушённый рукой вскрик.
Она безвольно сползла на пол, опираясь затылком о кресло и глядя, как Билл проводит по члену Диппера ладонью — раз, другой, третий, и Диппер кончает, изгибаясь так же, как до этого Мейбл, как Билл подминает его под себя и практически втрахивает в кровать — полтора десятка резких движений, прежде чем кончить.
Он отстранился и встал. Диппер проводил его мутным взглядом.
— Пока, детки, — бросил Билл и растворился в воздухе. Дольше всего задержалась его машущая им рука.
— Ну, я пошла.
— Спи тут.
Мейбл, уже вставшая, застыла.
— В смысле, ложись и спи до утра, — нетерпеливо повторил Диппер и сел. — Я покрывало возьму, ты одеяло. Хорошо?
Уже засыпая, Мейбл вспомнила, что в последний раз они так спали ещё в шесть лет.

Наутро они не отводят взглядов и одновременно тянутся за хлопьями.

Название: Высшая математика самоуничтожения
Автор: Лорен Хансен
Бета: Koizumi-san
Фандом: Pandora hearts
Размер: мини, 1 842 слова
Пейринг/Персонажи: Винсент/Оз; упоминаются Оз/Гилберт и Винсент/Ада Безариус
Категория: слэш
Жанр: драма, канон!AU
Рейтинг: R
Краткое содержание: они умерли. И с этим надо справиться.
Примечание/Предупреждения:
* название и эпиграф взяты из одноименной песни МРФ
* упоминаются необоснованные смерти персонажей

Безумно рискованно, без троса, без стремени,
Вниз из-под купола с лукавой улыбкою;
Смертельные трюки — триумф шизофреника
Над рациональностью, над объективностью!..

Пьяная бабочка бьётся в стекло...

Отражение в стекле залито мутным, дрожащим алым. Окно слева — западное, змеями вдоль рамы карабкаются вверх алые с золотом витражи.
Оз не может смотреть на своё отражение. Слишком много красного. Слишком много боли. Слишком много Оза. Он рвано выдыхает и закрывает лицо ладонями. Пальцы дрожат. Оз с нажимом проводит руками по лицу. Он жалеет только о том, что ногти слишком коротки. Ему хочется разодрать лицо в клочья, чтобы больше не отражаться в стекле, чтобы привести лицо в соответствие с тем, как он себя ощущает. Оз царапает лоб и щёки, но нет ни боли, ни желанного облегчения, только тусклое раздражение, тянущееся от кожи вглубь.
— Если ты пришел сюда только затем, чтобы убиваться, то я тебя обрадую. Так ты никогда не убьёшься.
Неудачная шутка повисает, запутавшись в алых косых лучах заходящего солнца. Оз вздрагивает и опускает руки.
Винсент выглядит всегда одинаково, в трауре он или нет. Но только на первый взгляд — у него застывшие стеклянные глаза и посмертная маска вместо лица. Черты, словно стянутые белёсым воском, заострились и помутнели.
Оз сплетает пальцы и поднимает руки на уровень взгляда. Если развести ладони так, чтобы в поле зрения осталось только лицо, то на Винсента почти радостно смотреть.
Руки падают почти безвольно.
Он слишком похож на Гилберта.
Если бы Оз не был так занят своими переживаниями, то заметил бы его взгляд — жесткий и жалобный одновременно. Винсент смотрит на него, и ищет что-то, и не находит, и находит — всё одновременно. Но свет слишком алый, чтобы различать чужие чувства.
— И как правильно убиваться?
Винсент садится напротив и вытягивает ноги. Озу он сесть не предлагает. И то верно.
— Живи уж, — он шевелит пальцами.
— Как трогательно.
— Они бы хотели того же.
Короткое «они» режет почти физически. Оз ждёт, что на руках и лице выступят горячие багряные капли, но порезы не спешат раскрываться и уходят вглубь. В сердце Кая попала льдинка, в сердце Оза — острое и хрупкое «они».
То, что Винсент не сказал «он» одновременно ранит и пробирается в сердце тёплой каплей.
Он очень, очень похож на Гилберта.
Особенно сейчас, с опущенными веками и тихим болезненным «они».
Оз делает несколько шагов к нему. Замирает, выдыхает, точно перед последним шагом на эшафот, и быстро, пока не пропала решимость, склоняется над Винсентом. Не целует; просто касается его губ своими и застывает, вслушиваясь в свои ощущения. Ничего. Пустота, только по сосудам, выгрызая бороздки в стенках, ползёт что-то тёмное и необъяснимое.
Оз сам не может объяснить, чего он ждал.
— Прости, — говорит он, отстраняясь. — Я просто...
Толчок застаёт его врасплох. Оз не может удержаться на ногах и падает на пол. Боль из ушибленного копчика по позвоночнику несётся в голову. Голова звенит, как колокол — такая же пустая, не иначе.
— Не сравнивай, — шипит Винсент. У него стеклянный, почти разбившийся взгляд, и стеклянная крошка осыпается на лицо. — Никогда не смей сравнивать Гилберта со мной, слышишь?! Не смей!
Его голос дрожит, как... как... Оз не может подобрать слова, но это и не важно. Винсент тоже сравнивал, понимает Оз. Разум рвётся в клочья — обида, злость, ревность и странное облегчение свиваются в тугой узел, до боли тянущий другие чувства.
— И ты не смей, — тихо говорит он.
Они смотрят друг на друга долго. Тишина полна глухого звона и алого света.
— Не сравнивать?
— Никогда.

Оз сидит, подобрав под себя ноги. Он хочет занимать как можно меньше места. Сжаться в точку, в маленькую, невесомую точку, но почему-то не получается, только где-то на месте сердца, глупого, невырванного сердца, раскрывает свои лепестки чёрная дыра.
Он не столько слышит шаги, сколько угадывает чьё-то приближение по движению воздуха. В этой комнате темно и давно никого не было, и сам Оз сидит здесь так долго, что любое колебание успело остыть. Но сейчас воздух движется в такт шагам.
Вошедший приносит дрожащую свечу и Оз жмурится. Свет, пусть даже рассеянный и мягкий, жжёт глаза. Правая рука безнадёжно занемела. Ещё чуть-чуть, и её совсем не станет.
— Не побеспокоил?
— Нет. Можешь уходить.
Винсент не торопится уходить. Он садится напротив Оза и ставит свечу на пол. Если Оз качнёт ногой, то носком ботинка он уронит её. Загорится или нет? Проверять нет охоты, вместо этого Оз плотнее обхватывает колени руками в чужих разномастных перчатках и поднимает голову. Он смотрит не на Винсента, а чуть вбок — на чёрную гагатовую серьгу вместо привычной красной, на чёрную же ленту в волосах.
Винсент смотрит на его руки.
— Это их?
На правой руке — перчатка Ады, тесная, бальная, с кружевами и отскочившими жемчужинами: ладонь Оза шире, и нежная вышивка треснула. На левой — слишком свободная перчатка Гилберта, раздирающая кожу своей мягкостью.
— Ты и без меня знаешь.
Винсент улыбается. Улыбнулся бы, грустно и чуть насмешливо, но для этого ему придётся приподнимать уголки рта пальцами, поэтому он только наклоняет голову и внимательно смотрит на Оза.
Филин, думает Оз. Как есть филин.
Вообще-то Винсент сейчас гораздо больше похож на ворона, но об этом лучше не думать. Об этом лучше вообще никогда не думать.
— Ты опять сравниваешь.
В его голосе нет ни вопроса, ни упрёка. Только тихая, почти смирившаяся боль.
— Ты тоже.
Он кивает, не отрывая взгляда от рук Оза.
— Это неправильно.
— По меньшей мере.
Винсент подаётся вперёд и прячет лицо в ладонях.
— Но надо что-то делать.
Рука медленно начинает болеть. Оз закусывает губу. С одной стороны, ему хочется стянуть тесную перчатку, а с другой — оставить всё, как есть. Боль — наказание, вина — кара. Всё так просто.
— У тебя есть предложения?
Винсент шепчет быстро и тихо, неслышно и неразборчиво. Оз больше читает по губам и догадывается, чем слышит.
Его идея одновременно глупая и великолепная в своей простоте. Так просто.
Так... жутко.
— Мы в любом случае не проиграем, — говорит он и Оз понимает: Винсент рад тому, что он не видит его лица. — Или поймём, что сравниваем зря...
— Это и так понятно.
Винсент не обращает на его насмешку никакого внимания.
— Или получим слабое суррогатное утешение. Иначе можно будет предлагать пари: кто первым повесится.
Оз обозначает улыбку незаметным движением губ.
Вопреки всякой логике, он согласен.

Всё происходящее кажется Озу смешным. Почти смешным, он почти хочет рассмеяться. Но не удаётся.
Скрытое напряжение нарастает с каждой пуговицей, которую молча расстёгивает Винсент.
— А вы с Адой?..
— Слушай, я же не спрашиваю, что у вас было с Гилбертом, — огрызается Винсент больше из чувства долга. — Мне достаточно того, что ты знаешь, что делать.
— А ты нет?
— В отличие от некоторых, меня никогда не тянуло на мужчин.
Оз сухо улыбается и плотнее натягивает на себя плед. Если бы это был Гилберт, он бы смотрел на него, не отрываясь, или сам бы помогал справиться с застёжками рубашки и завязками белья. Но он не может даже направить взгляд в сторону Винсента и вместо этого смотрит на резную дверцу шкафа, за окно, на тёмную тень под столом. Куда угодно, лишь бы можно было старательно отводить глаза и делать вид, что тут ничего не происходит.
Кровать мягко прогибается, когда Винсент садится рядом с ним и подтягивает к себе ноги, складывая их, как заезжий факир на ярмарке. Оз переводит на него взгляд. В горле набухает горький ком, похожий на ощетинившегося ежа. Оз зажмуривается и пытается сглотнуть. Руки механически складывают плед.
У Винсента плечи уже, чем у Гилберта, и стыдливости меньше, хоть уравнение составляй — как количества стыда зависит от расстояния от одного плеча до другого.
Оз трясёт головой и чувствует себя обязанным что-то сказать.
— Ты хорош.
Невысказанное «но» и всё, что за ним, Винсент прекрасно слышит. Он совсем не возбуждён — как и сам Оз; Бездна, и почему всё настолько глупо?
— Не по зубам буду.
— Зато по рукам.
Винсент скалится — улыбкой это никак не назвать, как бы Оз ни пытался, — и вместо ответа накрывает ладонью член Оза. Оз морщится и втягивает воздух сквозь сжатые зубы. Рука сухая и неправильная.
Если бы только это был Гилберт, то было бы совсем по-другому.
— Смазку возьми, — голос у него звучит жалобно. — У тебя ладонь как наждачка.
— Простите, не подумал.
Винсент почти ехидничает.
Чёртово «почти», оно когда-то уйдёт?
Оз пожимает плечами и поворачивается к прикроватной тумбочке. Где-то в шухлядке там должно лежать масло, он точно знает. Наполовину пустой флакон — у него была слишком тугая крышка и Гилберт, пытаясь открыть, разлил масло на постель. От одного прикосновения к гладкому тёмному стеклу сердце опадает вниз, изрезанное в печальные конфетти.
Он оборачивается на стук чего-то по полу. Винсент зажмурился так плотно, что Оз готов поклясться в том, что видит пляшущие у него перед глазами цветные пятна. Алые, синие, пурпурные.
Только не золотые.
— Несколько специфический состав, — поясняет он, открыв глаза. — На тебя не рассчитывал, справляйся сам.
Оз бы справился, это не так сложно. Но если он это сделает, то будет чувствовать себя дрянью и последним предателем, потому что так — ярко, обоюдно, — с Винсентом нельзя, никак нельзя.
— Обойдусь, — мрачно говорит он. — Будешь сверху?
Кажется, Винсент хмурится, но это движение такое мимолётное, что осознать его удаётся только краем сознания.
— Если ты не против.
У Оза нет ни малейшего желания пускаться в объяснения. Да и как тут объяснишь, что ему и так хочется зажмуриться, завязать глаза и руки, а лучше — вытолкнуть Винсента из комнаты, а ещё лучше — с высокой башни, и пошли бы к чёрту все планы, и благие намерения, которые не выстилают дорогу в ад, которые сами — его, Оза, персональный ад. Он молчит и в этом молчании гораздо больше, чем он мог бы сказать. И Винсент понимает.
Это самое обидное — что он понимает, что умеет читать его молчание и недоговоренности, что они оба это умеют и при этом занимаются какими-то глупостями.
Оз стыдливо зажмуривается и перекатывается на живот.
— Ты хоть примерное представление имеешь?
— Не ошибусь.
— И на том спасибо.
Оз притягивает к себе плед и подпихивает его под голову, утыкается лицом в бежевое переплетение клеточек. Он не смотрит на Винсента, но благодаря звукам и их странному взаимопониманию легко может представить себе всё, что происходит за его спиной.
Вот тонко звенит сброшенный на пол флакон от Винсентова состава. Слегка скрипит тугая крышка, которой закрыто масло. Короткая пауза — Винсент собирается с духом, одно дело говорить и перешучиваться, а другое — скользнуть скользкими от масла пальцами между чужих ягодиц. Оз готов поклясться, что он сейчас морщится и задаётся тем же вопросом, что и сам Оз.
А какого, собственно, чёрта?
Винсент растягивает его медленно, но не бережно, как Гилберт. Скорее, с опаской, со страхом. Пальцев в теле Оза становится два, Винсент двигает ими как-то рвано и его страх передаётся вместе с медленными потираниями.
— Не укушу, — пытается пошутить Оз, но получается как всегда.
Винсент застывает и убирает руку. Как ни странно, это радует Оза. Совсем чуть-чуть и очень странно, но без пыточного «почти» последних недель.
— Всё-таки не надо. Я не смогу.
Оз переворачивается на спину и садится, опираясь на руки.
— Взаимно. Всё-таки ты не...
— Ты тоже.
Они несколько секунд смотрят друг на друга и взгляды их сплетаются с косыми солнечными лучами. Всё это глупо, и нелепо, и странно, и хорошо, что их никто не видит, но Винсент улыбается — не только губами, но и глазами, — и смеётся, и Оз смеётся вместе с ним.
Впервые с того самого дня.
Они смеются так, что глаза начинают слезиться, и со смехом уходит не боль, но странное наваждение сходства, странная одержимость.
— А я говорил, — утирая слёзы утащенным у Оза пледом, говорит Винсент. — Я говорил, что так или иначе нам станет проще.

Когда они случайно встречаются в парке, Оз первым улыбается и протягивает Винсенту руку.


Название: Мальчики и игрушки
Переводчик: Лорен Хансен
Бета: Koizumi-san, Rina Dia
Фандом: Pandora hearts
Оригинал: little boys and toys, автор неизвестен, разрешение на перевод отправлено
Ссылка на оригинал: little boys and toys
Размер: мини, 1 377 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: Винсент/Оз, односторонний Винсент/Гилберт
Категория: слэш
Жанр: драма
Рейтинг: R (PG-13+кинк)
Краткое содержание: Винсент точно знает, как вернуть себе внимание брата.
Предупреждение:
* кинки: похищение, связывание, принуждение

Время остановилось внезапно. Во всяком случае, именно так ему казалось.
Одним из последних воспоминаний Оза было то, как он сидел возле главного дома, греясь на
тёплом солнце, и ждал возвращения Алисы с Гилбертом — они ушли на рынок. Он мягко отклонил их предложение пройтись — Гилберт был разочарован, — и сказал им, что будет снаружи, когда они вернутся. У Оза были на то причины: ему надо было время, чтобы всё обдумать. Так много всего случилось за короткий срок. И всё же... прошло десять лет. Принять этот факт было сложно, но, если подумать, Оз неплохо справлялся со столь важной задачей. Он сделал это для них. Улыбался им. Помогал им хранить надежду на лучшее, потому что если бы он потому что если бы он позволил своей улыбке дрогнуть, а надеждам пошатнуться, он потерял бы всё.
Последним, что он точно запомнил, была лёгкая дремота. Его убаюкали щебечущие среди летнего тепла птицы. Брейк ушёл куда-то вместе с Шерон и на этот раз он точно остался один.
Он был не против этого. После всех лет презрения и одиночества, изоляции от людей, сейчас он хотел этого. Ненадолго — всего на несколько минут.
Последней вещью, которую он в тот момент запомнил, были холодные чертовски знакомые руки, одна из которых держала его за запястья, пока вторая прижалась к лицу. Последним, что он запомнил, был сильный, почти алкогольный запах, прервавший его полусонное состояние. Он потерял сознание.
Первым к Озу пришло понимание того, что он не может двигать руками. И ногами. Он в до боли знакомой позе — руки подняты и связаны, дышать тяжело, совсем как тогда. Твой грех — само твоё существование, Оз Безариус.
Это случилось взаправду?
Когда глаза наконец привыкли к темноте, Оз смог увидеть комнату. Присмотревшись, он понял, что находится в чьей-то спальне. Маленькие куклы и плюшевые игрушки валялись на полу. Они были разодраны — отдельно ухо, отдельно клочки от ноги. На полу была кровь. Немного, но всё же...
Оза начинает тошнить при мысли о том, что кровь могла быть его собственной.
— О, вы проснулись. Добрый вечер, господин Оз.
Голос в темноте неожиданно чёткий. Оз щурится и пытается хоть искоса рассмотреть, кто это, но картинка перед глазами всё ещё мутная, и взгляд скользит с трудом, он может различить только очертания фигуры. Через несколько секунд приближается к нему приближается человек; тусклый свет наконец позволяет понять, кто это.
Желудок почти ощутимо скручивается в узел.
— Чтобы поговорить со мной, не нужны такие сложности, — натянуто улыбается Оз, глядя в глаза своему собеседнику.
Человек молчит. Только губы кривит в подобии саркастичной улыбки, столь же фальшивой, как и улыбка самого Оза. От этого понимания Озу жутко.
— Господин Найтрей, — Оз старается говорить вежливо, его улыбка неизменна, хоть это и требует значительной концентрации. — Вы... вы что-то хотели?
Он чувствует, как пересохло горло.
— Для моего брата ты — особенный человек, — медленно говорит Винсент. С зажмуренным алым глазом, в этом освещении, он выглядит как.. как...
— Я? — повторяет Оз, словно это не очевидно.
— Конечно, — Винсент тихо цокает языком, прежде чем подойти ближе и коснуться Оза затянутой в перчатку ладонью.
Оз ощущает, как жёстко пальцы проходятся по его щеке.
— Довольно грустно, что у моего брата больше нет на меня времени, — печально говорит Винсент, на губах блуждает улыбка, рука сжимает лицо Оза жеще, словно надеется сломать его. — потому что он гонится за кроликами.
Оз сглатывает.
— Следовать за мной или нет — выбор самого Гилберта, — он продолжает улыбаться, хоть как-то. — Мне жаль, что при этом вы не можете видеться.
Слова такие же фальшивые, как и улыбка. Винсент пугает Оза больше, чем он признаётся в этом себе самому.
— Ты действительно так считаешь?, — Винсент посмеивается. Именно такие смешки сопровождаются выстрелом или просто злым взглядом.
— Конечно, — выдыхает Оз, морщась, когда Винсент убирает руку от его лица.
— Конечно, мы можем найти компромисс, — улыбка у него отвратительная, сладкая, ужасная. Он вновь касается Оза, на этот раз легче и настойчивей, рука скользит по груди вниз.
— Что вы имеете в виду? — Оз не хочет ни о чём договариваться с этим безумцем, но если это поможет ему освободиться, он сделает это.
— Я хочу, чтобы мой брат опять обратил на меня внимание, — улыбка Винсента гаснет. — Как было до... тебя. Старший брат благородно защищал меня. Но сейчас он защищает только тебя. Я стал ему совсем неинтересен . Это почти то же самое, как если бы мы не были семьёй», — его слова почти ощутимо остры. Опасность возрастает. — Брат использовал меня. Ради тебя.
Тишина оглушает.
— Я уверен, Гил заботится о... — начинает Оз, но умолкает, стоит руке добраться до его бедра и провести по внутренней стороне. Только вырывается испуганный вздох, глаза туманит, но он всё равно пытается остаться спокойным.
— Он заботится о своём господине, — поправляет его уже-совсем-близкий Винсент. Его рот почти касается уха Оза; для этого ему приходится немного наклониться. — Естественно, если его господин в опасности, он обратит всё внимание на того, кто стал тому причиной.
Оз задыхается по двум причинам. Во-первых, слова Винсента звучат угрожающе. Во-вторых, его рука уже выше, касется его там. Хватает. Насилует. Это больно, но при этом отзывается краткой вспышкой удовольствия и о боже, пожалуйста, отпусти меня.
— Но ты не кукла, господин Безариус, — с улыбкой в голосе шепчет Винсент ему на ухо. — Тебя сложнее сломать.
Оз пытается не шуметь, пытается быть сильным и безразличным и ничего не происходит, ведь правда, но рука Винсента отвлекает его. Он шумно выдыхает, почти захлёбываясь воздухом.
— А... Я-я... Я хотел бы думать... что это так... да...
— Однако, — дыхание у Винсента чертовски тёплое и совсем рядом с кожей Оза — так, что он вот-вот растает. — Мне совсем не выгодно убивать тебя,
Оз распахивает глаза вовсе не потому, что пальцы Винсента играют с пуговицей на поясе. Нет, это всего лишь из-за его слов.
— Совсем как с тем кроликом сто лет назад.
Оз почти слышит, как с щелчком отключается его разум. Он не может дышать, не может думать, и мысли заполоняются тревожными видениями. Кровавая смерть Алисы в измерении Чешира. Одинокий плач маленькой девочки. Младший брат Гилберта, её убийца. Сломавший её. Как куклу.
Он чувствует себя хуже, чем раньше.
— Лишились речи, господин Оз? — спрашивает Винсент, пальцы скользят ниже, ниже... Туда, где Оз напряжён и ёрзает; он впитывает каждую реакцию человека, укравшего у него брата. — Это хорошо... Тебе не надо говорить. Достаточно знания, что ты знаешь, этого достаточно. Я не жадный.
Оз чувствует себя грязным, когда мягко вздыхает от удовольствия, когда чувствует чужие пальцы, которым мало и они пробираются под пояс шорт и... и господи, он просто хочет этого.
— Когда игрушки ломаются...
Оз рушится в бездну отчаяния и продолжает молчать, потому что если он не будет этого делать, он умрёт. Если он не будет этого делать, Гилберт вновь потеряет его, а он не может этого допустить.
— ... следует...
Только пожалуйста, пусть его отпустят. Пусть исчезнут прикосновения, и тёплое дыхание, и эти пальцы, и... а-ах...
— ..если ты любишь...
Он сожалеет. Сожалеет, так сожалеет. Сожалеет, что ему не хватает сил, и сожалеет, что он слишком упрям, чтобы закричать.
— ,.. заменить её.
И он знает, что, когда он сломается, Винсент заменит его.

@темы: Pandora Hearts, заметки графомана, Gravity Falls

---

Название: Синдром утёнка
Автор: Лорен Хансен
Бета: Koizumi-san
Фандом: Gravity Falls
Размер: мини, 1428 слов
Пейринг/Персонажи: Стэнфорд Пайнс, Перевёртыш (шейпшифтер), упоминаются Билл Сайфер и Фиддлфорд Макгаккет
Категория: джен, упоминается слэш
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: он просто хотел, чтобы всё было хорошо.
Примечание/Предупреждения:
- по мотивам беседы в Дежурке о возможных отношениях Стэнфорда и Перевёртыша и заявки с инсайда: «Хотелось бы почитать про Перевёртыша. Возможное прошлое, как он попал к Пайнсу в лабораторию, почему на протяжении всего времени, как Стенли пропал, он не попытался покинуть это место. И что с ним случилось после всех этих гравитационных аномалий (смог выбраться из капсулы и теперь хочет отомстить Пайнсам)»
- возможен ООС

Вторым, что он увидел, была кружка. Верней, это потом он узнал, что это кружка, после того, как ему об этом сказали.
Родитель сказал. Именно его он увидел первым. Второй — кружку.
Родитель был совсем на него не похож и никогда ни в кого не превращался. Может, у него были на то свои причины, но его это не волновало. Родитель стоял рядом, Родителя он увидел первым, и родитель с ним общался.
— Какой ты интересный, — говорил он тихо и быстро, что-то делая с вещью, которую он держал в руках. — Никогда таких не видел.
Звуки сливались для него в невнятный шум, но он честно попытался повторить.
— И... Интерес-ный.
Наверное, этот звук значил что-то очень хорошее — Родитель так обрадовался, что выронил всё, что держал.
— Ты умеешь говорить?
Он ничего не понимал, но Родитель сидел рядом и смотрел на него.
— Интересный.
Родитель кивнул.
— Так и запишем, способен воспроизводить речь. Или тебя можно научить говорить? Как тебя назвать-то?
Он показал на него рукой.
— Перевёртыш.
Звук всё равно был непонятным, но Родитель чего-то ждал, а расстраивать его не хотелось. Он опять превратился в кружку.
— Перевёртыш! — повторил Родитель громче.
Он решил, что ему не нравятся кружки. Но на все остальные превращения, даже в него самого, Родитель говорил одно и то же.
— Перевёртыш! — и показывал пальцем.
— Пе-ре-вёр-тыш, — повторил он медленно.
Родитель обрадовался и показал на себя.
— Стэнфорд.
— Ст-эн-фор-т.
— Стэнфорд.
— Стэнфорд.
Родитель опять показал на него, но ничего не говорил. Он задумался.
— Перевёртыш, — неуверенно сказал он.
— Стэнфорд, — сказал он, когда Родитель указал на себя.
Родитель назвал его Перевёртыш, понял вдруг он. А самого родителя зовут Стэнфорд.

Имена были у всего. Предмет, в который он первым превратился, назывался «кружка». Вещь в руках у Родителя — «дневник», а вторая — «ручка». Место, куда его принёс Родитель — «дом». Надо было «идти», чтобы куда-то попасть, и «пить» «воду», если начинал высыхать.
Ему это нравилось.
Иногда в глубине царапалось ощущение неправильности происходящего, тёмная неудовлетворённость. Хотелось большего, а чего — неясно.
А Родитель всё записывал. В «дневник». Говорил, что это очень важно. Он верил. Кому ещё верить, кроме Родителя?
К концу года он уже хорошо разговаривал. Не только повторял заученные фразы, но мог и просто поговорить с Родителем. Он так радовался... У Родителя никого не было, только он. И ещё странная вещь под землёй, в «подвале». «Портал». Ему нельзя было туда ходить.
Однажды к Родителю приехал странный человек. Он назывался «Фиддлфорд» и помогал Родителю заниматься «порталом».
— Привет, — сказал он в первый день. — Ты перевёртыш, да?
Он укусил его.
— Да он у тебя хищный, Форд!
Родитель улыбнулся и погладил его по голове.
— Не кусай больше моего друга, хорошо?
Ему это не нравилось. От «портала» пахло опасностью, он чувствовал это даже на другом краю леса. Пахло чем-то острым, режущим изнутри при каждом вдохе. Родитель не чувствовал. Родитель не боялся, и он проникся к нему ещё большим уважением.
Фиддлфорд ему тоже не нравился. Родитель принадлежал ему и только ему, и ещё — своему дневнику, и немного — порталу. А теперь этот Фиддлфорд всё портил. Родитель проводил с этим человеком гораздо больше времени, чем с ним. Это было неправильно, чувствовал он. Родитель должен быть со своим детёнышем, пока он не вырастет. Не с другими.
В подвале у Родителя был «манекен». Он это знал, потому что иногда заглядывал туда, нарушая приказ Родителя. Ждал наказания, но Родитель даже не заметил его проступка. Или не хотел замечать.
Он слышал, что сегодня у Родителя и Фиддлфорда важный день. Утром на «кухне» они говорили, что будут испытывать портал.
Он не любил Фиддлфорда. Фиддлфорд спал вместе с Родителем, а его за такое сталкивали с кровати и потом не разговаривали. Фиддлфорд всё портил, совсем всё.
Родитель попросил его уйти на время испытания. Сказал, что не хочет, чтобы с ним что-то случилось.
Он не ушёл. Спрятался в подвале. Уничтожил манекен — как раз прорезались новые зубы, прогрызть мягкий «пластик» было легко и просто. Сам стал манекеном. Он мог. Он умел. Родитель не превращался, никогда, а он умел и это было невероятно весело.
Он очень хотел дёрнуться, превратиться обратно, когда его обвязывали верёвкой. Она была жёсткой и впивалась в тело. Портал светился ярче солнца (он не любил солнце, оно быстро сушило нежную кожу), шумел, и пахло из него особенно остро и сладко одновременно. Он хотел сказать Родителю, что не стоит этого делать, но Родитель его не послушал бы, а ещё — наверняка наказал. Он не хотел, чтобы его наказывали.
Родитель и Фиддлфорд держали его крепко. Он чувствовал, как они прикасаются к пальцам друг друга за его спиной.
А потом его отпустили. Он взлетел — не так, как когда он превращался в «птицу», а легко-легко, словно у него не было тела. Он был готов упасть — знал уже, что «гравитация» тянет всё вниз, но она не действовала, и он падал...
падал...
падал...
Падал неправильно, не вниз, а в портал.
Внутри было темно и страшно. Верёвка туго натянулась. Он видел — и не видел одновременно, почти ослеп. Где-то внизу кричал Фиддлфорд. Пусть кричит, решил он. Раскрывшийся ему ужас стоил того, чтобы чувствовать панику того, кто забирал у него крупицы внимания Родителя.
При мысли о Родителе страх отступил. Тварь всё так же смотрела на них и что-то говорила, и тянула к ним свои руки.
Родитель, наверное, расстроится, если он не вернётся. И если не вернётся Фиддлфорд, тоже. Этого нельзя было допустить. Он любил его, у него больше никого не было, он хотел быть на него похожим во всём, и хотел, чтобы он был счастлив.
Он был уверен, что Фиддлфорд не запомнит, что его спас манекен. Тварь не мешала. Тварь... смеялась.
Фиддлфорд после этого ушёл. Из их дома, от Родителя, от собственного разума.
Родитель всё же был расстроен.
А он ведь просто хотел, чтобы всё было — как раньше.
Только Родитель был расстроен, в доме звучали голоса, а Фиддлфорд ушёл. У Родителя был только он. Почти счастье, решил он.
По ночам Родитель не спал.
Он и раньше часто не спал, ещё до приезда Фиддлфорда, но теперь совсем сдал. Он жил только благодаря «кофе» и падал на ходу.
С Фиддлфордом Родителю было спокойно спать, вспомнил он. Однажды ночью, когда Родитель вновь закричал, он смог превратиться в Фиддлфорда.
Он не любил Фиддлфорда, но ради Родителя был готов на всё.
Он пришёл к нему.
Он пришёл к нему, и это было... странно, и ярко, и неужели все, когда вырастают, делают перед сном такие вещи? Он был ещё ребёнком и засыпал, стоило закрыть глаза.
Засыпая, Родитель обнял его. Во сне он бормотал что-то про то, что никогда не отпустит Фиддлфорда, и не прижимал его крепче.
Его никогда не обнимали. Это было приятно, приятней, чем то, что они делали перед сном. Жалко только, что Родитель думал о Фиддлфорде.
Он был почти счастлив.
А наутро Родитель всё понял.
Оказывается, когда тебя бьют — это очень больно. Только главным наказанием было не это. Больно было Родителю, он видел это в его глазах.
Быть виноватым в том, что ты сделал кому-то больно — вот где была его кара.
Тогда он вспомнил, что для извинений надо принести подарок. Добычу с собственной охоты. Кого-то молодого. Разум — чтобы показать, что ты понимаешь. Кость — как знак того, что твоя поддержка крепка. Сердце — символ любви. Родитель ему этого не говорил, он сам знал. Может, где-то слышал.
Мальчика было так легко поймать. Добыть сердце, мозг и кость было гораздо проще, чем он думал.
Родитель не обрадовался.
В доме смеялись голоса. Пахло так же, как от портала.
Родитель сглотнул.
— Идём, Перевёртыш.
За домом у него была ещё одна подземная «лаборатория». Он ещё не был там.
— Я ждал чего-то такого, — услышал он тихий голос Родителя, пока тот вводил пароль. — Дурак доверчивый.
Родитель попросил его зайти в стеклянную капсулу. Он согласился. Он уже помогал ему с экспериментами.
Родитель повернул рукоятку.
Холодно, так холодно. Не пошевелиться. Так быстро. Так холодно.
Так... больно.
Родителю тоже было больно, он видел. А ещё он видел, как Родитель разворачивается, гасит «лампу» и уходит. Оставляет его одного. В темноте. В холоде.

Тварь была такой яркой, что он ослеп — почти так же, как в прошлый раз. Но не от ужаса.
Глаза отвыкли от света, глаза пересохли и застыли льдом, глаза не закрывались. Сколько он уже здесь?
— Тридцать лет почти, — ответила тварь не его невысказанный вопрос.
Тридцать лет. Он уже давно взрослый. Он уже должен был стать Родителем.
Что с Родителем? Почему он оставил его тут?
Тварь кружила вокруг. Тварь шептала. Тварь убеждала.
Родитель плохой. Родитель обидел Перевёртыша. Родитель хотел убить Перевёртыша.
Тварь шептала.
Он верил.

Название: Пылинки
Автор: Лорен Хансен
Бета: Koizumi-san
Фандом: Pandora hearts
Размер: мини, 2558 слов
Пейринг/Персонажи: Винсент/Ада
Категория: гет
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: в жизни каждого человека наступает момент, когда надо решить: а стоит ли ворошить прошлое? Особенно настолько давнее.
Примечание/Предупреждения:
— очень постканон.
— оригинальные персонажи в умеренном количестве
—

про имена

"Из книги "Воспоминания Уильяма Майкла Росетти" (1906) мы узнаем, что "прототипом" Сони, возможно, был ручной вомбат Данте Габриэля Росетти, имевший обыкновение спать у него на столе. Кэрролл знал семейство Росетти и порой навещал их." (Из комментариев Мартина Гарднера)
«В романе Уилки Коллинза «Без имени» есть персонаж, до странности похожий на неё. Идя двумя различными путями, которые где-то пересеклись, мы странным образом осуществили один и тот же идеал — миссис Рэгг и Белая Королева могли бы быть сёстрами-близнецами» Льюис Кэрролл «Алиса на сцене»
— возможен ООС

— Мистер Росетти, а столетний цикл — это реальность или выдумка для объяснения необъяснённого?

Вопреки всякой логике, ис торический факультет и архивы располагались в самом новом из корпусов университета Риверры. Стекло и металл, всё в лучших традициях недавно вошедшего в моду ретрофутуризма. А ведь другие корпуса могли гордиться своими трёхсотлетними стенами с лепниной. Конечно, главное не в стенах, и это все понимали, но несоответствие внешнего вида и «содержания» служили постоянным поводом для шуток.
Однако мистеру Муру, декану исторического факультета, было не до смеха. Он и раньше знал, что его собеседник человек принципиальный, да вот только...
— Мистер Росетти, — повторил он уже в который раз. — Вы ведь единственный, кто может работать с этой студенткой. Её сфера интересов пересекается с вашей, неужели вам не интересно?
Габриэль Росетти, главный и единственный специалист по периоду Сабрийской трагедии и последующим двум векам, вновь покачал головой. Он никогда не брал студентов, да и они не особенно стремились идти заниматься этим историческим периодом: больно много ценных сведений было уничтожено, а оставшиеся противоречили друг другу и, что не редкость, даже сами себе. Свидетельства герцогини Рейнсворт резко отличались от воспоминаний Глена Баскервиля, а те части их переписки с другими известными деятелями того периода, которые удавалось найти, опровергали и те, и другие.
Росетти, защитивший кандидатскую диссертацию по жизни и личности Гилберта Найтрея-Баскервиля и написавший огромное количество статей, очерков и книг, консультант для всех добросовестных авторов романов о той эпохе, был едва ли не первым, кто мог свести все имеющиеся сведения в целостную картину. И неудивительно — кто мог бы лучше рассказать о Гиле, чем его брат?
О том, что он не тот, кем кажется, он знал с детства. Знал, что он Винсент Найтрей — вернее, раньше был им, — так же точно, как и то, что у него две руки, две ноги, одна блондинистая голова и младшая сестра. Мать Габриэля нередко переживала за сына, постоянно витающего в облаках. Никто не знал, что на самом деле он проживал сразу две жизни: воспоминания возвращались постепенно, с возрастом.
Были и другие жизни, но гораздо менее запоминающиеся. Крестьянин. Священник в бедном приходе. Торговец. Все они прожили свои жизни совершенно обыденно, выполняя свой долг и не пытаясь добиться чего-то, кроме большого урожая, хорошей проповеди и выгодной сделки. Неудивительно, что жизнь Винсента, целиком проведённая в центре самых известных и в то же время малоизученных событий, подавила все остальные воспоминания.
Решение стать историком пришло к нему совершенно случайно. Сразу схватился за все учебники, листал доступные только в одном экземпляре записки Шерон, то и дело посмеиваясь над тем, сколько она в них упустила, а сколько смягчила. Писал не столько статьи, сколько собственные воспоминания о тех событиях.
Только вот объяснять кому бы то ни было то, что он помнит всё, что было с ним раньше, он не собирался. Об этом не знала семья, не знали немногие близкие знакомые, так что студентам тоже было совсем не обязательно знать, каким образом он отличает истинные свидетельства очевидцев тех событий от ложных.
Мур, убедившись, что никакие уговоры не действуют, потянулся к бумагам, показывая, что разговор окончен. Габриэль уже хотел было откланяться, но в дверь постучали и декан поднял голову.
— Да?
— Я, пожалуй, пойду.
Мур перевёл взгляд с заглянувшей внутрь девушки на растерянного Росетти и улыбнулся.
— Проходите, мисс Рэгг. Это Габриэль Росетти. Мистер Росетти, это Ада Рэгг, студентка, от которой вы отказались.
Он захлёбывался. Задыхался. Хватал воздух, не в силах оторвать взгляд от робко улыбающегося лица вошедшей.
— Отказался? Господин Мур, вы неправильно меня поняли. Я отказался передавать кураторство над мисс Рэгг кому бы то ни было ещё.

— Почему вы так считаете?

Она была почти такой же, как и та. Почти, но не до конца: не такие округлые щёки, более болотистый оттенок глаз, другая одежда и не настолько вбитая в тело с детства осанка, но он почему-то знал, что это — она, та же самая Ада Безариус, у которой был невинный взгляд и пыточная в подвале.
Рэгг сидела на сделанном под старину деревянном стуле и с любопытством рассматривала кабинет Росетти.
— А я думала, у вас тут портреты, — несколько разочарованно сказала она, обернувшись. — Ну, вы же историк.
Копию единственной сохранившейся фотографии Гилберта он носил в медальоне. Это было хитрое устройство с потайным дном: если открыть его так же, как любой другой медальон, можно было увидеть фотографии сестры и Лиры, но стоило чуть сжать его сверху и снизу, как открывались совсем другие лица. Вырезанная из с таким трудом найденной копии снимка с того-самого-чаепития, которое он помнил слишком хорошо, в медальоне хранилась фотография Гилберта.
И снимок Ады Безариус, которая и не подумала оставить его в покое, как все остальные.
— Портреты деятелей того периода находятся в музее. У меня слишком маленькая комната, чтобы они тут поместились.
Ада улыбнулась и взялась за протянутую ей чашку.
— Я боялась, вы меня не возьмёте. Ну, говорят же, что вы не берёте студентов.
Он пожал плечами, не зная, как ей объяснить, что она — не просто студентка, что о ней он помнит слишком хорошо.
— Чем именно вы хотите заняться? Эпоха достаточно большая и неизученная.
— Я? — она вдруг зарделась, точно так же, как и тогда. — Я... Мне всегда интересно было, что им тогда двигало.
Габриэль сел напротив.
— Им — это кем, мисс Рэгг?
Это было довольно глупым вопросом. Кем могла бы хотеть заниматься Ада, если не кем-то из своих дражайших родственников? Конечно, оставался Гилберт, но всё, что можно было о нём сказать, он уже сказал, а всё, что могло бы повредить репутации его брата, пусть даже и посмертно, уничтожил. Как историку, Габриэлю Росетти было стыдно, но как оберегающий его всю жизнь Винсент, он считал, что поступил совершенно верно.
Рэгг вдруг улыбнулась и в её лицо особенно чётко проступили черты Ады Безариус.
— Винсент Найтрей, мистер Росетти, — сообщила она носкам своих туфель.
Идите-ка вы в Бездну, мисс Рэгг. Или хотя бы к другому куратору. Немедленно, не задерживаясь и не оглядываясь. Габриэль Росетти вам в этой затее не помощник, безумная вы женщина.
— Вы уверены?
Она закивала так, что из гладкой причёски выбилось несколько прядей — Ада Рэгг не обрезала волосы в угоду моде на короткие стрижки.
— О, если так...
Уйдите сейчас же. Забудьте всё, что вы видели и слышали, всё, о чём вы только что говорили. Ты просто дура, Ада Безариус, и наступаешь на те же грабли, что и тогда.
— Начните с записей Лео Баскервиля, мисс Рэгг. Думаю, там вы найдёте достаточно информации, чтобы понять, в каком направлении стоит искать дальше.

— Но это же сказка! Вы бы ещё сказали, что при перерождении душа получает ту судьбу, которую заслужила в прошлой жизни, как на Востоке считают.

Это было в середине сентября, но на улице был уже морозный декабрь, а изо всех углов выглядывало, заявляя свои права, надвигающееся Рождество. Ада — мисс Рэгг, поправлял он себя, а затем смотрел на то, с каким пылом она требует у него проверки уже написанной части будущего диплома, и вновь сбивался, — могла стучать в дверь и по минуте, и по десять, пока он не заканчивал читать очередной полуправдивый документ, а затем, когда он наконец открывал, улыбалась, демонстрируя раскрасневшиеся от холода щёки.
Он бросил на стол потёртую тетрадь с истончившимися листами и почти выцветшими от времени чернилами. Встал, распахнул окно и, зачерпнув с подоконника горсть снега, растёр лицо, пытаясь успокоиться.
— Мистер Росетти!
Только не сейчас, ты так не вовремя, почему ты сама по себе — не вовремя, ни тогда, ни сейчас.
— Да, мисс Ада?
Она сжимает в ладонях пёструю коробку, словно это меч, с которым она неумело бросится на защиту.
— Я уезжаю завтра.
Неужели навсегда, дорогая Ада? И ты предупредила, хорошая, милая девочка. Винсент не предупреждал, просто умер — для тебя умер, милая Ада, только вот его выкинуло обратно, спустя несколько веков, и почти к тебе под ноги.
— Вот как.
— И не смогу поздравить вас с Рождеством. Вот!
Упрямо смотрит, пока он не рвёт упаковочную бумагу, бросая её под ноги.
С двух чашек на него смотрят пучеглазые разноцветные мыши. Горло сжимает болезненным спазмом.
— Не стоило, мисс Ада.
Машет рукой и улыбается.
— Я всё продумала, мистер Росетти! С большими мышами — это ваша, а с маленькими — оставите для меня, хорошо? Я из гор вернусь и приду к вам за дневниками, вы обещали?
Мыши с нарисованными на них пёстрыми сердечками не мигают.
— Почему именно мыши, мисс Ада?
Ветер из распахнутого окна шевелит страницы оставленного на столе дневника Ады Безариус.

— Карма, мисс Ада, — это выдумки. А столетний цикл — реальность.

Рождество проходит мимо, и Габриэль его почти не замечает, празднуя лишь машинально.
Он запутался, запутался в самом себе, в том, кто он. Чёртова Ада, милая, дорогая, хорошая Ада, поднявшая муть с самого дна памяти, как хорошо без тебя было жить.
Её почтовый адрес ехидно мигает в строчке «Кому». И в самом деле, кому?
«Проклятая Ада, я-не-понимаю-что-я-чувствую Ада, тебе нравится в горах?
Мы говорили о многом, но иногда, и тогда, и сейчас, я задумываюсь, о чём же я тебя не спросил. Любишь ли ты горы? Почему ты такая светлая? Почему именно я?
Чёртова Ада, единственная-кого-я-узнал-в-этом-дурацком-мире Ада, как у тебя дела?
Я не спрашиваю, как ты чувствовала себя тогда. Ты же не поверила Гилу, ты писала об этом в дневнике. Я читал твой дневник. Я историк, Ада, а твой дневник — уже документ.
Твои ощущения, будто за тобой кто-то наблюдал... Это был я, ты права, и даже когда ты не замечала — тоже, и охапка дурмана на твоих коленях, и постоянные горсти болотной мяты в твоём чае.
И белые розы на твоей могиле.
Глупая Ада, зачем-я-это-пишу Ада, ты простишь меня, хоть этого и не стоит делать. Никогда не стоило. Пей болотную мяту, спасайся своей обычной жизнью, только не прощай, слышишь?
Я тебя не забыл, хоть и пытался.
Рождество такое тоскливое, хоть вой. Зачем ты пришла, безумная Ада, зачем?»
Письмо не отправляется, и Габриэль закрывает его. И хорошо, что Ада Рэгг, наверняка подставляющая лицо ветру на горных склонах, не прочитает его.

— Тогда почему никто не помнит, кем он был?

Он не сразу узнаёт её со спины.
— Вы постриглись, мисс Ада?
Длиннее, чем сейчас модно, но коротко, коротко, как в тот затянувшийся навеки день.
— Вы заметили? Так гораздо удобней, честно говоря.
Из-за тебя, чёртова Ада, ночью опять придёт тот кошмарный сон, сон о том, что было. Неужели ты думаешь, что просыпаться посреди ночи от обрушившихся воспоминаний легко и приятно?
— Рад за вас.
Она поднимает руку и тянет себя за прядь.
— Знаете, я стала чувствовать себя совсем другой. Вы нашли обещанные документы?

— Некоторые помнят. Такое уж у них проклятие.

И почему Мур так ратует за сохранение традиций? Омела, что бы ни думали зажимающиеся по коридорам парочки, — паразит, а вовсе не прекрасный символ романтики. И вообще, целоваться в университете по меньшей мере неприлично!
Ада стоит у входа в его кабинет.
— Дневник Ады Безариус — просто кладезь! — восклицает она, едва завидев его в начале коридора. — Столько полезного!
Она не может стоять на месте, точно в каблуки её сапог вделаны упругие пружины, и бежит вперёд, только чудом останавливаясь в нескольких сантиметрах от него.
— Габриэль! — восклицает идущий мимо Рассел. — Не ожидал от тебя такого.
Иногда ему очень хочется найти доказательства того, что Рассел, друг и заместитель декана Мура, на самом деле — переродившийся чёртов Шляпник. Но доказательств нет, а для того, чтобы подойти к нему с вопросом «Здравствуйте, вы случайно не переродившийся Зарксис Брейк? Ах, да? О, господин Шляпник, какая ужасная встреча!», он ещё недостаточно сошёл с ума.
— Омела, мистер Росетти.
Спасибо за подсказку, милая Ада. Только вот Рассел не даёт ему сделать шаг назад.
— Ну уж нет, Габриэль! Традиции надо соблюдать.
Чёртовы традиции, чёртов Рассел, чёртова Ада — лампа отражается в глазах и они такие же яркие, как и тогда.
Ада целуется жадно и робко одновременно — удивительное сочетание, если подумать.
— Моей дочери сегодня пять лет исполняется, — говорит он невпопад.
Рассел давно ушёл, напевая что-то себе под нос.
— А я замуж осенью выхожу, — так же невпопад говорит ужасно несвоевременная, невозможная, нестерпимая, несносная Ада и целует его ещё раз.

— Проклятие? Это же невероятно интересно! Мне иногда кажется, что я не тогда, когда стоило бы, но...

Она не только возвращает дневник, она переписывает его заново, точно таким же почерком. Точь-в-точь таким же, вплоть до самой крошечной завитушечки.
— Я подумала, что по этому дневнику потом захочет работать кто-то ещё.
Милая Ада, тебе не надоело думать обо всех, кто тебя окружает?
— Есть масса электронных копий.
Она удивлённо смотрит на книгу в его руках, светлые волосы в свете лампы окружают её лицо нимбом.
— Но вы дали мне оригинал? Я была уверена, что копий нет...
А в самом деле — почему оригинал? Как можно называть глупой Аду, когда сам совершил достойный распоследнего идиота поступок? Надеялся на то, что вспомнит? На то, чего ни в коем случае не должно произойти?
— Думал: вам что-то скажет почерк.
Наивная и нелепая ложь, но Ада, кажется, верит.

— Так недолго и с ума сойти, мисс Ада.

Заканчивая диплом, она сидит у него в кабинете практически круглосуточно. Тут — правки, там — неточности, а отсюда Габриэль вычёркивает излишние, по его мнению, романтические подробности, но упрямая Ада вписывает их вновь.
— Я не хочу лгать ни в едином слове!
Глупая Ада, как же тебе объяснить, что не стоит, не стоит писать о том, как Винсент всю жизнь присматривал за такой же глупой (что-то не меняется) Безариус. Не потому, что этого не было, но потому, что лучше тебе об этом не знать. И вообще никому не знать.
— Вы выдаёте догадки влюблённой девицы за правду.
Ада тяжко вздыхает и отодвигает чашку от края стола. Лупоглазые мыши благодарно на неё смотрят.
— А я чувствую, мистер Росетти. Как вы. Я училась у вас.
Лучше бы тебе не чувствовать, Ада. Выходи за своего неприметного жениха, живи, как обычный человек. Забудь о своём чёртовом дипломе, один раз Винсент не принёс тебе ничего хорошего, не принесёт и сейчас.
— Я, мисс Ада, в отличие от вас, профессиональный историк.
Она смеётся тихо, но так же, как тогда. Как ей только удаётся?
— Когда вы писали про Гилберта, вам было столько же.
Только не говори, дорогая Ада, что ты тоже вспоминала. Не надо. Только не это, не надо ломать только недавно установившееся душевное равновесие Габриэля Росетти, историка, бывшего Винсента Найтрея и просто запутавшегося человека.
— Туше.

— А вы помните, мистер Росетти? Вы просто так говорите, словно сами сталкивались. И ваш интерес к эпохе Сабри — представьте, если бы это было неспроста?
...
— Мистер Росетти?

Ада сидит на стуле, обхватив чашку с лупоглазыми мышами, и смотрит, как ручка оставляет подпись на листе бумаги.
— Вы замечательно потрудились, мисс Ада.
Она закусывает губу и настороженно тянет руку за рецензией, но отдёргивает её и возвращает на чашку. Крутит в руках, молчит и мнётся, точно что-то знает.
— Вы ведь придёте, мистер Росетти? Без вас будет страшно.
Тебе не страшно было целоваться с собственным куратором, дорогая Ада. Тебе не страшно было лезть в самую Бездну, спорить с сумасшедшей девицей, водить кого-то в свой подвал, пытаться защитить тех, кого любишь — любишь, Ада Безариус, он уже смирился с этим, — но ты боишься комиссии, которой будешь рассказывать всё, что узнала о Винсенте?
— Обязательно приду. Куда вы без меня?
Она улыбается, вскакивает со стула, ставит чашку и бережно, точно величайшую драгоценность, берёт рецензию.
И как ей сказать, что главным страхом этого года было не то, что она узнает, а то, что она вспомнит?
Уже взявшись за ручку двери, Ада оборачивается и невинно говорит:
— Тогда я буду ждать вас, мистер Росетти. Или мне правильней звать вас Винсентом?

@темы: Pandora Hearts, заметки графомана, Gravity Falls

---

Название: Практика
Автор: Лорен Хансен
Бета: Koizumi-san
Фандом: Gravity Falls
Размер: драббл, 434 слова
Пейринг/Персонажи: human!Билл, Диппер
Категория: джен, преслэш
Жанр: AU
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: о горах и любимых способах убийства
Примечание/Предупреждения:
- секретные агенты!AU
- возможен ООС

Вопреки обыкновению, Билл не хлопает дверью. Здесь, в горах, так легко вызвать лавину — неосторожным звуком, слишком громким вскриком.
Лампочка, висящая под высоким бревенчатым потолком, то и дело мигает. Она готова погаснуть в любой момент, а вот Диппер — нет. У него ещё есть ради чего жить. Он прислушивается к окружающей их тишине и тянется перезарядить новенькую беретту. Ему страшно.
Брошенная Биллом книга вышибает оружие у него из рук и больно бьёт по пальцам.
— Ох, только не начинай, — закатывает глаза Диппер, но беретту послушно убирает.
— Хороший мальчик.
Билл всегда почти мурлычет, когда у него хорошее настроение. Ещё у него выкрашенные в яркий жёлтый цвет пряди, абсолютно сумасбродные планы и бесконечное хладнокровие. Билл Сайфер — один из лучших агентов их подразделения. Ходили слухи, что он год назад голыми руками победил двух агентов небезызвестного британского МИ-7. Диппер ещё не определился, верит ли он в это, а его шеф молчит.
В чём Диппер точно уверен, так это в том, что Стэнфорд Пайнс («дядюшка Форд» дома, «мистер Пайнс» в их подразделении) знал, что делал, когда отдавал решившего пойти по его стопам племянника Сайферу «в обучение». Билл не разменивался по мелочам. Надо объяснить Дипперу правила работы в экстремальных условиях? Дорогой Гидеон, я слышал, твой объект скрывается в горах, поменяемся — мальца надо научить!
В горах холодно и жутко — почти жутко, мысленно поправляет себя Диппер. Если Билл узнает о его страхах, то жизни ему просто не даст, а насмешки Билла страшней любой вьюги, даже той, которая воет снежным волком.
Мейбл часто говорила, что снежные волки уводят всех, кто их видел, к своей королеве.
Не то чтобы Диппер верил в сказки...
Если верить Биллу, нужный им человек прибудет сюда только завтра утром. При мысли о ночи среди вьюг и завываний Дипперу и впрямь не по себе.
— Мальчик, — тянет лениво лежащий поперёк кровати Билл. — Ты уже убивал кого-то?
Диппер мотает головой. Бил растягивает тонкие губы в улыбке.
— А ведь придётся.
Он перекатывается на живот и опирается подбородком о ладони.
— В первый раз будет сложно. Если хочешь быстро — целься в глаза или сердце, медленно — в живот.
Вопрос срывается с губ Диппера раньше, чем он успевает его до конца обдумать.
— Ты сам как предпочитаешь?
Билл отвечает не сразу.
— А это, мальчик, — говорит он, жестом указывая Дипперу лечь рядом с собой, — ты узнаешь первым, если вздумаешь меня ослушаться.
Диппер вытягивается возле Билла и глубоко вдыхает тяжёлый запах сосновой живицы и полыни. Он невольно вспоминает, что Пасифика — они расстались месяц назад, с некрасивым скандалом и обвинениями в сторону якобы укравшего Диппера агента Сайфера, — любила лёгкие, почти неощутимые цветочные ароматы. Впрочем, запах Билла нравится Дипперу даже больше.
— Не вздумай спать. — Тихо шепчет Билл. — Иначе узнаешь...
— Что?
— Как я люблю убивать, мальчик.

Название: Говори
Автор: Лорен Хансен
Бета: Koizumi-san
Фандом: Gravity Falls
Пейринг/Персонажи: human!Билл/Диппер
Категория: слэш
Жанр: AU, драма с элементами триллера.
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: то, что знает Диппер, способно разрушить мир.
Примечание/Предупреждения:
- сумасшествие персонажа
- возможен ООС

Он что-то знает, это Биллу известно точно. Он что-то знает, и это свело его с ума, и теперь Диппер способен часами сидеть на продавленной койке и смотреть прямо перед собой.
Иногда Билл жалеет его, но недолго. То, что знает Диппер, способно разрушить весь мир, способно создать новый мир, улучшить старый. Эти знания несут всё, и именно они нужны Биллу, те знания, груз которых разрушил его, Диппера, разум. А ведь Диппер был хорошим противником, с ним было так интересно играть!
Он мерно раскачивается, сидя на кровати. Растянутая металлическая сетка свисает почти до пола. Окно закрыто решёткой так, что больше напоминает лист металла с просверлёнными в нём дырками. Следы серого света на полу и стенах смешиваются с тяжёлым затхлым ароматом. Его знания убили Мейбл и свели с ума его самого, а теперь, если Билл не узнает, они разрушат мир. Биллу безразличен мир, но вместе с ним пропадёт и он сам, а этого он не допустит.
Говорить бесполезно, Диппер молчит. Просить, умолять, обещать вернуть Мейбл к жизни, стоять на коленях, угрожать, шантажировать — всё без толку, взгляд у него всё такой же бессмысленный. Если бы Диппер спал или хоть кивнул на его предложение, Билл бы пробился в его разум и узнал всё, что нужно, но он способен только раскачиваться, выдавливая из кровати скрипящие стоны.
Билл пошёл даже на то, чтобы переспать с ним: развязывать языки людям с помощью секса он умел мастерски, — но Диппер лежал послушной куклой и молчал, молчал, молчал.
С отчаянием Билл сталкивается впервые в жизни.
Он стоит на коленях у кровати Диппера и неустанно просит его говорить, прижимается лбом к его ладоням, покрытым липким потом.
— Всё, всё что хочешь, — с жаром говорит он. — Всё, только скажи, только говори, не молчи, не молчи!
Диппер шевелится, и Билл поднимает голову. Диппер качает головой и открывает рот.
У него нет языка, понимает Билл, и истерично смеётся. В мелкие просветы окна сыплются обломки неба.
У Диппера холодные руки, которыми он вцепляется в запястья Билла и открывает рот, пытаясь крикнуть, объяснить, рассказать, но не может издать ни звука, а мир рушится и крошится в пыль.
Билл зажимает ему рот ладонью, понимая, что они всё равно не успеют ничего сделать, даже если Диппер вдруг заговорит. Он не хотел бы умирать так, но если выбора нет...
Прежде чем его рассеивает в Замирье, Билл хохочет и впивается в ледяной рот Диппера болезненным поцелуем-укусом.

Название: Без границ
Автор: Лорен Хансен
Бета: Koizumi-san
Фандом: Gravity Falls
Размер: драббл, 455 слов
Пейринг/Персонажи: Диппер/Мейбл, Мейбл/Пасифика
Категория: гет, фемслэш
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: любовь Мейбл слишком безгранична.

Любовь Мейбл — жадная и всеобъемлющая, её хватает на всех: на Диппера и на Пухлю, на Суса, на прадядю Стэна, на Венди, на Пасифику, и иногда Диппер думает, что мироздание должно было отсыпать его сестре чуточку меньше любви. Совсем на капельку — так, чтобы не хватало на Пасифику, но было достаточно всем остальным.
Или дать Дипперу другую любовь, более братскую.
Мейбл с серьёзным лицом поправляет складки платья, но не выдерживает и улыбается. Она поднимает руку, чтобы коснуться тяжёлой серёжки, но не успевает — Диппер перехватывает её ладонь и касается губами пальцев.
— Дурак, — шипит Мейбл, взглядом указывая на сидящих рядом родителей, но руку не выдёргивает. — Увидят же!
«Ну и пусть!» — думает Диппер, целуя подушечку мизинца. Мейбл зачарованно вздыхает, глядя на него.
Диппер хочет сестру себе — чтобы всю и без остатка, который может подхватить кто-то ещё. Тело и душу, сердце и помыслы, чтобы не чувствовать следы той, другой: шлейф слишком вычурного для его сестры парфюма, навязчивое ощущение чужих губ при поцелуях, неприятные и призывные видения чужих рук на её теле.
Они говорили об этом, и не раз. Мейбл вскакивала со своего места и начинала ходить по комнате, хватая всё, что под руку попадётся, и указывая на Диппера то карандашом, то фарфоровой статуэткой, то недоеденным яблоком.
Он стоял на своём.
— Честно говоря, мне это не нравится.
И всё заканчивалось одинаково: Мейбл вздыхала, целовала его и обещала не видеться с Пасификой. Никогда-никогда, честно-честно!
Её «никогда» длилось неделю. Тяжёлую, мучительную, с начинающейся на третий день апатией и плачем, о котором Дипперу знать вроде бы не полагалось. На восьмой день Диппер качал головой и сам отправлялся за Пасификой.
Любви Мейбл хватает на всех, и на них двоих тоже хватает. Только вот Дипперу этого мало — схватить бы сестру, запереть в шкатулку и никому не отдавать. И ведь Диппер может такое сделать, но не хочет.
Любовь у Мейбл такая же, как и она сама, — не терпит границ.
— Меня всё устраивает, — ответила как-то Пасифика на его незаданный вопрос. — Во всяком случае, я привыкла.
Диппер тоже привык, но не до конца.
Пасифике принадлежат её дни. Дипперу — ночи. А сердце обоим, и там, кажется, достаточно места для всех, но Дипперу всё равно тесно, и душно, и жарко, и обидно. Он скользит языком по её раскрытой ладони, ощущает пальцами биение пульса на запястье.
Краем глаза он видит, как Мейбл старательно притворяется, что «Травиата» — интереснейшее представление в её жизни. Диппер отрывается от её руки и кивает в сторону выхода из ложи. Мейбл вновь улыбается, на этот раз одними уголками губ, что-то шепчет матери и выходит следом за братом. Глаза у неё блестят коварно и, если приглядеться, чуть возбуждённо, щёки слегка розовеют, и она жадно облизывает губы.
Второй акт только начался. У них достаточно времени, а уж тихую нишу, спрятанную за насыщенно-бордовыми занавесями, Диппер нашёл ещё в их прошлый визит в театр.

Название: L`assasymphonie
Автор: Лорен Хансен
Бета: Koizumi-san
Фандом: Gravity Falls
Размер: драббл, 540 слов
Пейринг/Персонажи: Билл Сайфер, Стэнфорд Пайнс
Категория: джен
Жанр: даркфик с отзвуками сюрреализма.
Рейтинг: R
Краткое содержание: у Стэна нет музыкального слуха.
Примечание/Предупреждения:
— L`assasymphonie (фр.) — игра слов assassin (фр. "убийца") и symphonie (фр. "симфония").
— по заявке с инсайда «А ещё, если можно, какой-нибудь дарк с Биллом и Стэнфордом.»
— возможен ООС

Труднее всего сломать того, кто готов умереть за свои убеждения.
«Легенда об Искателе»

Звук получался глухой и неаккуратный. Он словно бы вяз в редких солнечных лучах, пробивающихся сквозь плотно закрытые шторы — где-то их, должно быть, прогрызла моль. Не могла не прогрызть.
До. Ре. Фа.
Клавиши нажимались туго, вязли в набившейся за годы пыли. Сколько он не был в Гравити Фоллс? Два года? Три? Пять лет?
Это был инструмент Стэнли. Брат хорошо играл: пальцы словно летали над клавишами, и те отзывались на легчайшее его прикосновение. А Стэн играть не умел и уехал подальше от города, дома и пианино на долгие годы, лишь бы только...
… не думать...
… добыть хоть часть необходимых средств. Он преступник, мошенник, известный в шести штатах, и везде под разными именами. Но Стэнфорд Пайнс из Орегона чист перед законом и играет на пианино в заброшенном доме. Почему его не было так долго? Неважно, жители городка не спросят. Забудут, что он уезжал.
Ре. Ля. Ми.
Тот — за его спиной. Не истлел, как тонкая хлопковая салфетка, не рассыпался пылью, как умерший от недостатка внимания цветок в горшке. Тот способен на многое.
Тот управляет пальцами Стэна. Звук перестаёт вязнуть, становится громким, звонким и ощутимо горчит на языке. От него пахнет какой-то дрянью, и у Стэна ведёт голову. Тот пользуется этим.
Си. До. Фа.
Звук разлетается по комнате, бьётся о стены, гулом отдаётся в Стэновой голове. Пальцы вязнут: вместо клавиш у пианино пульсирующая плоть, ноты разбрызгиваются каплями крови и оседают на дорожной одежде. Он не успел переодеться...
…оставлял себе путь для отступления, чтобы уехать в любой момент и больше не возвращаться...
… сразу приступил к осмотру дома. А что Тот? Ждал, пока он подойдёт к инструменту или следовал за ним с тех пор, как Стэн захлопнул за собой двери?
Тому мало его пальцев. Ему нужно всё тело, весь контроль, вся власть, и не только над Стэном. Тот хочет весь мир.
«И пару коньков в придачу», — думает Стэн и эта мысль настолько нелепа, что он смеётся. Пальцы взлетают над клавишами, как у него не получалось даже в детстве, со стоящей за спиной учительницей. Вверх — и вниз, исторгая не ноту: вопль. Инструмент живой, руки Стэна грубы и Тот только добавил им жёсткости. Любой звук раздирает плоть клавиш, ладони у Стэна в крови: багряные перчатки, не дающие тепла.
Звук растекается болью. Горячая плоть облегает пальцы, втягивает внутрь, молит о помощи. Тот не знает жалости, для него всё — игра. По меркам вечности он ребёнок. Жестокий, ломающий игрушки, ребёнок. Ему просто весело смотреть, как они ломаются.
Ломаются изнутри — Тому совсем не интересно тело. Он любит играться с разумом, раскладывать всё внутри по порядку. Только вот порядок Того — самый настоящий хаос, в котором ориентируется только он. Но как мастерски!
Пианино живое и дышит. Каждый звук убивает его, неловкие пальцы Стэна рвут в клочья. Стэн понимает, что это всего лишь иллюзия, наведённая Тем, но разве от этого легче?
В окна стучится ночь. Стэн обязательно...
...уедет, как только Тот покинет его тело..
...останется в Гравити Фоллс, в заброшенном доме брата. В конце концов, всё, что он делал в своих странствиях, было ради семьи.
И Тот — брат, кажется, говорил, что его зовут Биллом, — исчезнет. Сгинет навек, рассеется, как вопль боли, звук от пианино. Но сперва...
До. Ре. Фа.

@темы: заметки графомана, Gravity Falls

---

Такую красоту нашла
ALICE IN WONDERLAND BY BENJAMIN LACOMBE

@темы: Арты, Алисы, Чеширы и прочие Шляпники

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Ассоциативный флешмоб с персонажами. В комментариях получаете персонажа, который с вами ассоциируется и в течении недели, размещаете картинки с заданным персонажем (это могут быть картинки, портретные ассоциации).
От  fuckingSMILE- Алиса Льюиса Кэрролла

Раньше

День первый:
“Alice” by YUM.Kasama


День второй
Alice Notion by Shuichi Mizoguchi (Shu)


День третий
The Jabberwock (Alice in Wonderland) - Adrienne Segur


День четвёртый
Arantza Sestayo


День пятый
Alice in Wonderland - 1949 illustrations by Adrienne Ségur


День шестой
ALICE IN WONDERLAND - ADVICE FROM THE CATERPILLAR BY GREG HILDEBRANDT


День седьмой
Alice in Wonderland by Laura-Csajagi


От  Изуэль - Винсент Найтрей

Раньше

День первый

Отсюда

День второй
Не смогла пройти мимо этой милоты

Отсюда

День третий
Умирвесь *_*

Отсюда

День четвёртый
Остановите меня кто-нибудь

Отсюда

День пятый
Ктоо не умеет сдерживаться, когда видит этих вдоих (ну и Элиота тоже к ним)? Праально, я

Отсюда

День шестой

Отсюда

День седьмой
Вроде как из артбука, но я именно этот арт не видела раньше


От  Good Favor - Принцесса Одетт

Раньше

День первый


День второй
Black Swan Princess by daekazu


День третий
Отсюда


День четвёртый
Отсюда


День пятый
Отсюда


День шестой
Отсюда

запись создана: 15.10.2015 в 21:11

@темы: Pandora Hearts, Арты, флешмоб дошел и до меня, Алисы, Чеширы и прочие Шляпники

---

Тут того-этого
Неинтересно и о внешности
Пожалуй, начать надо с того, что у меня в семье из близких родственников, с которыми я провожу много времени, как-то сложилось мнение, что для ухода за собой достаточно стандартного набора мыло-шампунь-зубная паста-гель для душа достаточно, а остальное... ну о существовании всякого-прочего я слышала, но из-за вышеупомянутого не особо считала нужным. Ну, что тут поделаешь, в общем-то.
Так вот я и доплыла.
Когда полтора года назад (охнунихренасебе) я обрезала волосы, я подумала, что станет легче - концы перестанут сечься, да и вообще голова начнет выглядеть здоровее.
С этими двумя проблемами я всю жизнь маялась( Впрочем, когда я красила волосы в предпоследний раз, я решила в рамках эксперимента выкраситься светлее, чем естественный тон, так что волосы сперва осветлили и тут-то мне парикмахерша и помогла, подсказав купить настой для волос - весьма бюджетный и более чем годный. После настоя, обнаружив что голове он нравится, я купила шампунь той же марки, а затем вдруг с удивлением узрела, что, оказывается, у меня голова может не жирниться на следующее утро (в поездке на Кагул возможности помыть голову не было, так они неделю выглядели адекватно!). Потом к шампуню был докуплен их же дегтярно-цинковый бальзам, который адски воняет, но эффект был поразителен. Волосы вели себя адекватно: они стали выглядеть просто офигительно. Не сразу, правда, заняло это месяц-полтора до ппервых сдвигов.
Красивым волосам нужна и шкурка лица хорошая, решила я и в рамках эксперимента купила умывалку и тоник, а заодно набор полотенец чисто для себя (и рявкнула чтобы ни одна собака не посмела ими пользоваться).
К концу лета я вдруг поняла, что стала выглядеть гораздо лучше, причём замечали это и многие из знакомых - лицо стало чище, а ещё перестало беспокоить раздражение от выхлопных газов.
Короче, начиная с осени я стала ещё и медленно и постепенно корректировать режим питания. Медленно и постепенно - потому что если я откажусь от всех любимых вредных-неидеальных продуктов, я сорвусь через пару дней. А, скажем, договориться с самой собой месяц чипсы не есть и сладкую воду не пить, до которых я большая охотница, честно говоря - это можно. Сейчас вот отучаю себя сдобу после/в универе жевать.
Эффект был внезапным. Очень. Крайне.
Помимо ожидаемого улучшения состояния рожицы и уменьшения талии (уиии!) у меня ногти перестали сечься и вообще выглядят розовыми, крепкими и очень гладкими О_О Ну то есть за шкуркой я следить стала, за волосами тоже, а на ногти-то забила и всякими кремами или чем там их делают не пользовалась. А потом перестала всякую дрянь есть - и результат.
Вау. Просто вау. Лучший стимул продолжать.
Хотя да, на достижение адекватного состояния волос ушло около полугода, лицо я всё ещё привожу в людское состояние - короче, долго всё это и мучительно. Но результат мне нравится, и очень. Удовлетворение собственным видом стоит этого.
Ещё бы приучить себя спать ложиться пораньше(

@темы: жизнь, как она есть, мои тщательно лелеемые тараканчики

---

Немного о новой серии Гф
*пьёт седанол, чтобы не рыдать в голос*
Мейбл, солнышко, иди на ручки, они все идиоты, не плачь, котик. Да, ты чуточку сглупила с этой штукой, но ты не знала, солнышко. Твоей вины нет.
Форд... Ну, он никогда ангелом не был, но... Форд, мудак, какой частью тела ты думал вообще? Тот же вопрос к Дипперу... Но Диппер порой идиот, бывает.
Билл выбрал себе офигенную пешку, это было красиво и неожиданно.
*ушел плакать*

@темы: Gravity Falls

---

За отсутствие интернета завела привычку записывать всякое приходящее в голову в файлик.
Разбила на отдельные каты по тематике, так что наслаждайтесь Х)

МЫСЛИ ВСЛУХ (вопросы к себе, задрачивание умений, детские мультики, иррациональные страхи Лорен, свободные радикалы, Росетти)
Делая что-то, я всегда стараюсь не задавать себе вопрос "Делаю ли я это потому, что процесс приносит мне радость, а результат - удовлетворение или потому, что надеюсь на какие-то похвалы?". Обычно ответ первый, у меня есть такие вещи, которые я делаю "в стол". Но всякий раз я боюсь, что ответ будет вторым.

Я не очень хорошо понимаю тех, кто восторгается моими мелкими вышивками. Ну, не скрою, мне это очень-очень приятно, потому что это моя работа.
Даже нет, не так. Я не понимаю тех, кто восторгается, а потом жалобно тянет "Ну, мне так никогда не суметь". Ау, человек, это просто вышивка крестиком, причём по уже готовой схеме! Для неё достаточно уметь держать в руках иголку и тыкать из точки А в точку В. Ну и немного терпения и усидчивости. В этом плане мой котик очень честно признаётся, что она не вышивает, потому что ей терпения не хватает.
И я не могу высоко оценивать вышивки по напечатанной на канве схеме. Особенно с частичной вышивкой. Или бисерные с напечатанным фоном. Своё мнение я стараюсь при себе держать, правда, но могу я поворчать и в собственной днявке назвать это суррогатом?
В отличие от, скажем, рисования, или, что мне ближе, того же фикрайтерства, вышивка (если мы говорим о счётном кресте или счётной же вышивке бисером) не требует предрасположенного умения. Это больше ремесло.Конечно, талант и в других областях... ну, не совсем обязателен; просто то, что таланту дастся за десять попыток, человеку без него дастся за тысячу. Задрачивать надо, вот что. И учиться. И не застревать на одном.
Ненавижу бэкстич, но вышиваю с ним, потому что работы с ним офигенны, на мой вкус. Боюсь новых сюжетов и непроверенных тем, но всё равно пытаюсь с ними работать.
А ещё хорошо бы уметь видеть свои косяки и отличать разумные советы от вкусовщины.
А мне надо научиться не гнать общеизвестные факты с видом умных мыслёв Х)
Вот так вот.
А ещё я не умею делать французские узелки, но это отдельная история.

Почему-то подумала, что тенденции развития общества очень хорошо и удобно оценивать по детским мультикам.Их обычно делают, стараясь добавить к сюжету-картинке определённую мораль и настроение, так что, так что...

Иногда меня посещает страх, что все свои каноны я придумала, и когда я говорю кому-то, что там-то тот-то сделал то-то, то мой собеседник покрутит пальцем у виска и скажет, что я что-то не то говорю, потому что всем известно, что тот-то сделал на самом деле совсем другое.

Когда говорят, что свободные радикалы - это жуть как вредно и вообще, я думаю, что это даже верно. Если свободные радикалы - это представители радикальных ветвей любого хорошего течения. Ну блин, никто не делает столько для омудачивания образа течения, как его радикальные ветви.

Росетти, судя по биографии, тот ещё мудак был. Но как рисовал, как рисовал...

ПРО БЫТ (куриные шейки, хобби, деньги, кола и книжки)
У варёных куриных шеек отвратный запах. Мы их всё равно варим - собаки любят.
Всякий раз, когда накладываю собакам варёные шеи, сдерживаю тошноту(

Вышивай птичек
@
Вышивай птичек, пока один вид голубых ниток не будет приводить тебя в ярость.
@
Отвлекись от птичек и займись фиком.
@
Напиши три фразы и вернись к птичкам.

У меня у туфель каблук отвалился. ЛОЛ

Сперва они задерживали стипендию, потом ещё и урезали. Пидорасы.

День был удачный - мне подавали руку на выходе из маршрутки и даже попытались угостить колой. Я почти согласилась, но на улице было слишком холодно, чтобы пить колу со льдом.
Купила две книжки-раскраски - ну эти вот антистрессовые, с цветуёчками. Вот что здорово!

ПРО ФАНДОМЫ (Венди, наблюдение про ФБ, витражный Билл, бесилка по Пандоре)
"Пора перестать быть "милыми" и вспомнить, кто мы на самом деле. Мы грязные, сильные, вонючие животные! Мы не единороги, мы женщины!"
Спасибо, Хирш, это попало в мой цитатник.

На этой ФБ вышло забавно. Первый мой фик, вошедший в выкладку, и последний фик, вошедший в выкладку - на одну и ту же тему, но раскрываю я их немного по-разному.
Прикольно.

Лучший друг параноика - нарисованный витражными красками на старой чашке Билл Сайфер. Ну, хоть кто-то за мной присмотрит)
А ещё он понравился матери и она назвала его кусочком сыра
ЫЫЫЫЫЫЫЫЫ

Меня бесит в фиках по Пандоре словосочетание "лорд Оз". У меня сразу логическая цепочка выстраивается - лордоз, кифоз, сколиоз, токсоплазмоз, миксоматоз... На последнем я начинаю адово ржать, да.

ПРО УЧЕБУ (ФР и Пандора, курсовая, биохимия)
Я готовилась к модулю и пересказывала выученное пандоровским плакатам. Шутка про "они прошли через Бездну, но к физрасту их жизнь не готовила" никогда не была такой грустной(

Наконец познакомилась со своей научруком. Первое впечатление очень приятное.
А вот получить тему курсовой, по которой хз, проводились ли исследования - могу, умею, получила.

"К третьему курсу вы все должны уметь толочь дрожжи и плевать в пробирки!"

ПРО КНИГИ (Джером, Прист, Харрис, Кутзее)
"Все так заняты писанием и чтением, что не хватает времени думать" Джером К. Джером, "Как мы писали рассказ"

Прочитала "Престиж" Кристофера Приста. В итоге удивлена не была - фильм хорош, но книга круче и как-то понятнее. Её даже мистика, замаскированная под фантастику, не портит. Годно и интересно, а что ещё надо?
Книга более запутанная и за счёт формы (два таймлайна, разные точки зрения на происходящее) гораздо интереснее, чем экранизация.

С Харрис у меня очень сложные отношения. Она пишет вкусно - в самом что ни на есть гастрономическом смысле - но такую бредь! Вот и "Шоколад" из той же оперы - вкусно, сладко-сладко, аж мяса с перцем хочется, но сюжет прост и никакущ, герои вызывают вопрос ВТФ? в разной степени (кроме Аманды, Аманда няша). Тайны у всех какие-то опереточные, проблемы тоже. Кроме Жаклин и Аманды и вспомнить особо некого - никак. Таких героев сто штук на квадратную букву. Скучно и блекло.
История сама по себе тоже никакая именно за счёт общей глупости тайн и чувства непреходящего фейспалма. Мда...
Зато вкусно. Очень вкусно и очень шоколадно. Настолько вкусно и шоколадно, что к середине книги сводит зубы и хочется чего-то солёного. Или перчёного. Чего угодно, лишь бы не шоколада. прекрасный друг худеющих Х)

Интересно, что у Кутзее в "В ожидании варваров" имена есть только у сторонников Империи.
Персонализация неумолимой "цивилизации" и размытость мира?

@темы: жизнь, как она есть, Pandora Hearts, Gravity Falls, недооформившиеся мысли, он, она, ОНУ

---

У меня нет ни жизни, ни адекватного интернета. У меня есть офигевший провайдер, универ и ФБ. И если на первое я повилять никак не могу, с третьим всё стремительно движется к развязке, то про второе я таки имею, что сказать.
Вот универ свой я люблю, очень, несмотря на все его недостатки (туалет мы отжали мужской, надписав на нем маркером, что он женский). И специальность свою я люблю, она мне крайне близка и она у меня крутая. Но тут такое странное дело.
Был у меня в понедельник модуль по биохимии, к которому я усиленно готовилась все выходные и формулы витаминов учила, пока у меня перед глазами не начали улыбаться кровавые бензольные кольца. На модуль я приехала с полным осознанием своего знания, с уверенностью в себе и с абсолютной неготовностью к тому, что ждать нам придется дохуя и трошки. Часов так семь. Наша группа хотела пойти третьими, но один человек отказался, а четвертая группа с нами меняться не согласилась. В итоге пошли по номеру. Ну, не совсем, шестых, биохимиков, он решил принять самыми последними.
В общем, после выматывающего нервы ожидания я сдал (пам-пам-пам, советую насладиться) на 20. У меня были ФМН, фолиевая кислота и, емнип, распад фосфоглицеразы в процессе гликолиза. У девочек, с которыми я сдавала - пантетеин, липоевая кислота, аскорбиновая кислота, глюкокиназная реакция и что-то ещё.
"Блять", подумала я, слушая задания. - "Блять, почему бы тебе не дать мне её задание, я бы справился, я пантетеинку помню хорошо, правда!"
Я знала и ФМН, и фолиевую. Я знала свои вопросы. Я их совершенно не помнила. Вместо ФМН я написала НАД (идеально правильно, что смешно), в фолиевой потеряла какой-то кусочек, фосоглицеразу не помнила вообще.
Ну ладно, не привыкать. И что пересдачи нет - тоже ерунда, в общем-то. Обидно, да, жутко обидно, но что поделать. Перенервничала. Бывает.
Когда у меня спросили, что же я, "умная девочка", недоучила, я ответила "просто перенервничала" и заплакала. Кое-как смылась с кафедры, не разговаривая с нашими, по дороге домой не стеснялась рыдать матери и ныть в трубку -Matrosh-.
Вечером я расплакалась заново. Из-за того, что мне было стыдно, что я плакала днём. В общем, кому я ныла, те помнят.
Во вторник я пришла на физиологию растений (злозлозлозлозло), отсидела практику и поняла, что дальше на пары я просто не в силах идти. И ушла домой.
В среду я просто поняла, что у меня нет никаких сил идти на пары вообще. Что я не хочу попадать в этот универ. Короче, всё было плохо. Пары я пропустила.
Я бы и в четверг не пошла, но был модуль по генетике. тест я написала точно хорошо, а вот на открытые вопросы понаписала фигни. И, внезапно, успокоилась. Я не знаю, почему. Просто - вот не хотела никого видеть, а потом бац! и успокоилась. К генетике я тоже готовилась, кст.
Вечером четверга я выяснила, что у меня три версии учебников по биохимии и нет учебника по микре. В итоге к модулю по микре я готовилась по своим же конспектам по ск, даже не по микре, и утром просмотрела ответы в методичке. Что и требовалось доказать - срезавшись только на систематике, микру я написала с блеском.
И вот тут начинается самое, имхо, странное.
Я всё ещё не хочу появляться в универе. Особенно на кафедре биохимии. Не хочу. Мне при одной мысли от этого плохо. При этом я обожаю свою специальность, честно. Мне нравится то, чем я занимаюсь. И я хожу через силу из-за того, что в понедельник мне пришлось семь часов ждать препода.
А жизнь - она прекрасна. Даже несмотря на то, что от того крупного пожара воняло аж у нас (а это немалое расстояние, поверьте уж). Жизнь странно прекрасна, в ней есть три перепёлки, живущие в траве недалеко от конечной моей маршрутки. И счастливые билетики в трамвае. Вообще там есть трамвай. И одно уютное заведение рядом с универом, где я делала выкладки на ФБ в будние дни. И книга про "Спортивные упражнения обнаженных мальчиков в кровати друг с другом" с разных аспектов - истории, биологии, самоидентификации и политической стороны, интересно - жуть! И фик, который точно джен, я в этом уверена. И книга про историю красок. И рассветное небо. И скоро обещали лунное затмение. И хтонь тоже есть.
Вот вам и хтонь. Такая маленькая хтоническая хтонь, которую я вчера рисовала в рамках развлечения. Хтонь была моей первой попыткой сделать что-то сложнее цветочков и геометрических форм, я мучительно смешивала краски для получения более-менее телесного тона, но в целом она страшная и симпатишшная.
(ткнуть, чтобы увеличить)

Краска на волосах легла очень неравномерно (в остальных местах тоже, да здравствуют мои кривые руки!). Я так и не могу придумать, как ложить очень жидкую саму по себе краску на водной основе на стакан, который нифига не горизонтальный. В итоге потекло к краям, но за контур не залилось, и то уже хорошо.
И для совсем бесстрашных - вариация на тему того, как выглядела хтонь до того, как я её покрасила.

По-моему, хтонь надо покрыть лаком и нарисовать ей компанию в виде ещё одной-двух хтоней, но тут я застреваю на неимении у меня подходящих к ней хтоней.
Чтобы хтонь не скучала в одиночестве - закладка (первый опыт с черной канвой, понравилось - жуть!)

И Элевтерий Борисович. Чтобы оценить все масштабы безумия - это мой лабораторный халат Х)

Ещё у меня кактус почки выпустил. Не деток, а именно почки! Две! Красные-красные! Может, зацветёт?
Кстати, никому кактус не нужен? Отдаю подросших кактусовых деточек даром, без регистрации и СМС. Не, серьёзно, мне очень жалко их выбрасывать, так хоть раздаю. Кактус живучий, деточки тоже... Надеюсь!
Отака фигня, малята.

@темы: жизнь, как она есть, Pandora Hearts, архив криволапого фотографа, о том, чего я не умею, он, она, ОНУ, трагизЬм и пафосЬ, волшебная игла, окружающий мир

---

Gormenghast (Тёмное королевство)

Я посмотрела сериал по книге, которую я не читала, но теперь припаду, потому что это было восхитительно по всем параметрам!
СТИРПАЙК
СТИВЕН ФРАЙ
Вообще сериал можно описать как "Безумие и масштабность". Даже самые камерные сцены вызывают это чувство МАСШТАБА.
Охрененно.
ИЗ минусов -- видно, что из книги много вырезали, некоторые линии еле намечены одним-двумя штрихами. Думаю, если бы я сперв прочитала, мне бы не зашло.
И ещё мне не понравился Титус. Он никакой.
Остальные офигенные просто. Гертруда! Фуксия! СТИРПАЙК!
Стирпайк - это просто охуенный персонаж, коварный мозг в красивой обёртке, ммм.
Простите, я немногословна(

@темы: кино, мульты, аниме и иже с ними

---

Вчера у меня отключили интернет.
У меня.
В день выкладки гравипадова.
У человека, у которого не было выложено третьего командного мини
АХАХАХАХАХ
самовычитка ночью, свалила с микры и сейчас всё сделала, сидя в кафешке. тортик вкусный, выкладка состоялась, пойду страдать к Луизе, что ли(

продавщица в органическом магазинчке в ответ на мою просьбу подобрать что-то из косметики для проблемной кожи (охуенный магазинчик, божеские цены и вкуснейшие молочка и шоколад) посмотрела на меня и ахнула. Сказала, что если это - проблемная, то она не представляет себе хорошую.
вот что делают уход и диета.
видно, я слишком придирчива к своей мордочке.
(нет, ей это было невыгодно, средства для проблемной дороже, чем для обычной у них)
на самом деле у меня реально проблемная шкурка, она жирная и склонна к постоянным прыщам(
Я НЕ ПРОЕБАЛА ЛЕТО, ВОТ ЧУДО
ну как
во всяком случае, я неплохо погенерила фички (на мой вкус неплохо) и привела в порядок кожу и волосы.

единственное, что радует меня в подъёме в полшестого утра - предвкушение горячего душа. гель пахнет молоком с ирисками и запах держится до второй-третьей пары.
а сегодня проспала и не успела прилично позавтракать

на биофаке нет женского туалета. его ремонтируют.
в сентябре.
женский туалет.
на факультете, где 3/4 женщин
мудаки, чо

мне тупо лень использовать капитализацию

О.Ю. - чудесная женщина, с ней весело даже на первой паре. Археи ещё никогда не были такими прекрасными и интересными.

@темы: жизнь, как она есть, он, она, ОНУ, окружающий мир

---

Ехала сегодня на пары. А ехать мне мимо школы для глухих детей. Калитка там кованая.
И вот возле этой калитки стоят трое детей. Два мальчика (или мальчик и девочка, точно не разглядела) вцепились в калитку, а поодаль стоит девочка и тоже смотрит на дорогу. Выглядело крипотно. Хотя я и понимаю, что они, скорее всего, высматривали родителей.
Но всё равно жутковато было.

Наш биотехнологический центр страшен, как моя жизнь. Старые шкафы, кафель, вертушка с потёртым пластиком. Для полной атмосферы не хватает бегающих кошек и спящего где-то в углу бомжа.
А потом заходишь в лаборатории. Или в конференц-зал, где нам спецкурс читают.
И медленно охреневаешь - так у нас на факультете только кафедра микробиологии и выглядит.
Забавно.

@темы: он, она, ОНУ, окружающий мир

---

Физиология растений - зло.
злозлозлозлозлозлозлозло
фух, выговорилась
Кафедра у нас замечательная, что есть то есть. Правда, я простыла под кондиционером(
Систематика прокариот ВНЕЗАПНО интересней генетики
Не ходите на выставку "Психиатрия: индустрия смерти", это какой-то пиздец. "Он придерживался ложной теории о том, что реакции мозга управляются химическими процессами". ШТАБЛЯ

@темы: жизнь, как она есть, он, она, ОНУ, окружающий мир

---

Убийственное лето
Ах любовная история с элементами эротики. Ну да, ну да.. ЧТО?
как-то так я фильм и ссмотрела. Он однозначно прекрасен - красивый, яркий, с постепенно складывающимися воедино эпизодами. Чудесная сложная драма с детективным элементом, история о слепой мести, о том, как всего один человек способен разрушить жизни всех окружающих, желая лишь добра. Интересная и главная героиня - с кучей комплексов и психологических проблем, с единственной целью в жизни, готовая ради неё на всё. Вообще очень "книжный" фильм, с закадровыми монологами и прочим. Но прекрасный, прекрасный!
Осло, 31 августа
Здесь можно было услышать a-ha (не в тему фильма, но я скажу: в маршрутке сегодня слышала Under the makeup), посмотреть на урбанистические пейзажи Осло, подумать про ВЕЧНОЕ. А вообще это такой себе slice of life наркомана, который лечится. Ну и вот. Как-то так, господа. Даже не знаю, что сказать. нет, кто любит такие штуки, им понравится. Я не лблю вот. Меня не вдохновило. Было несколько скучновато, не хватило ДРАМЫ, То есть, драмы-то тут хватает, но она такая бытовая.... Говорю же, slice of life. Я люблю, когда драма - на грани, чтобы аж за сердце зацепило. "Осло, 31 августа" не зацепил. Впрочем, я всё равно его посмотрел, я котинька.

@темы: кино, мульты, аниме и иже с ними

---

конечность моя
жизнь где-то свернула не туда
за роспись спасибо  LucretiaLoconte

@темы: трава раскидиста да душиста, жизнь, как она есть, Pandora Hearts, материальный мир, индикатор спонтанного безумия, архив криволапого фотографа, кто эти люди и где мои вещи

---

В общем, походам на арт-пикник надо подвести какой-то итог, так что, честно, если у вас нежные глаза, не лезьте под кат, закровоточат Х)
Хотя они это сделают с того момента, как узреют горщик, который я под кат не прячу, муахахаха!
В общем, горщик (вообще-то это стаканчик для карандашей) я делала сама, на гончарном круге, так что красотой он у меня не блещет. Разве что кривизной Сделала я его ещё 16, но сегодня забрала из обжига и теперь он прям настоящий.


Валяные бусы.
Вывод а: они тоже кривые и страшные, вывод б: мне не нравятся валяные вещи, но процесс был прикольным.


Кручение из проволоки. Произведения неандертальского искусства и мой страшный палец. Я уже не буду говорить про кривизну, ок?


Горщик в необожённом виде, вообще только вылепленный.


Витражи, страшненькие, но...
ладно, стаканы у меня уже удачней, надо будет их позже сфоткать, хотя бы один)

@темы: архив криволапого фотографа, то, что не показывают в приличном обществе

---

Убей своих любимых

То, как не надо видеть этот фильм

Гарри Поттер отрастил еврейские кудряшки, поменял очки, поступил в университет, желая стать писателем, а вместо этого наводил шухер в библиотеке, пил и трахался с блондинистой сволочью, демонстрируя неплохую растяжку, а потом пытался эту самую сволочь спасти от тюрьмы за убийство рыжего, которыйимел со сволочью сложные и запутанные отношения.
Но это я описала дурацкую Гарридраку.
Вот так садишься посмотреть фильм про битников (из которых ты читала только два или три стихотворения Гинзберга хочу Мильтона! кхм, невтемный крик души, а получаешь красивую гей-драму.
ВНЕЗАПНО
Эротическая сцена там была ещё внезапней, потому что сзади сидела моя мать и ей было достаточно просто повернуть голову. Пришлось быстро пересаживаться в гораздо менее удобную позу, чтобы избежать скандала. Ну да ладно.
В общем, когда с этим разобрались, поговорим немножко о фильме.
Хотя нет, не сразу.
Дейн Дехаан - охренительно красивый. При том, что я не очень люблю блондинов, выглядит он шикарно. Я хотела дописать какую-то слешную шуточку, но сдержусь, право слово, сдержусь.
Теперь о фильме.
Во-первых, он красивый и атмосферный. И обалденная музыка
Во-вторых, там есть Рэдклифф в почти круглых очках, но как актер он весьма, на мой вкус, неплох, так что о Поттере забываешь и очень быстро. И у него красивая задница.. ээээ... простите, меня малость клинит
В-третьих, это роскошная драма. О любви, конечно, но всё равно - обалденная, актёров очень хочется любить.
Забавно - те книги, которые они выложили в библиотеке в качестве знака протеста, сейчас - просто книги, почти школьная программа. Джойс у нас точно был, правда, не Улисс.
В-четвёртых, там было мало творчества(
В-пятых....
А, нафиг
Просто запомните - фильм очень, очень, очень хорош! И я это говорю не из-за тех восторгов, которые выдавала, пока писала. Он просто сам по себе прекрасен. И сюжет, и визуал, и музыка - прекрасно!

@темы: кино, мульты, аниме и иже с ними

---

Воспитание чувств

Красивый английский фильм. Очень красивый, очень английский и очень не в моём духе.
Но красивый - глаз не оторвать!
Он очень атмосферный, этот фильм. Вот она - Англия 60-х годов, маленькие городки, Оксфорд и девочки-школьницы, ищущие свой путь в жизни.
Просто я не очень люблю фильмы с центральной любовной линией (да-да, именно так, бла-блабла). В принципе, тут не любовная линия, тут основанная на ней драма (достаточно банальная и предсказуемая, но всё равно красивая). Местами фильм тронул и очень, вплоть до желания тряхнуть героиню с криком "Да что ж ты, дура, творишь, ну ты же должна видеть, что тут происходит и к чему это приведёт?"
Впрочем, увидев в сценаристах Ника Хорнби, я сразу поняла, что что-то тут не так и ждёт меня что-то... Ну не люблю я Хорнби, право слово!
Из интересного - как ломаются пытающиеся придерживаться принципов родители, заметив завидного молодого человека. Да и вообще кино о том, как важно иметь свою голову на плечах, и ошибки - свои, и шишки - тоже.
Кэри Маллиган прекрасна, между прочим. Вот просто прекрасна.
И фильм хорош, и визуально, и с точки зрения морали, и просто сюжетно.

@темы: кино, мульты, аниме и иже с ними